Майкл Смит - Что-то темное и печальное

— Что?

— Это здесь.

Миллер снова посмотрел на мост:

— Доллар за то, чтобы посмотреть на мост, построенный лет пятьдесят тому назад?

Цена и вправду оказалась не такой уж низкой.

Мужчина протянул ему старый потускневший ключ и рукой показал направление. Среди деревьев на другой стороне ручья виднелась хижина.

— Это внутри.

— Что «это»?

Мужчина пожал плечами:

— Что-то темное и печальное.

Вода, журчавшая под мостом, пахла свежестью и чистотой. Перейдя на другой берег, Миллер присмотрелся к хижине повнимательнее. Небольшая, сколоченная из старых досок, она стояла тут уже давно, если судить по лишайнику на стенах и поросшей мхом крыше; вероятно, ее построили гораздо раньше, чем дом. Хижина вполне могла быть жилищем первых колонистов, которые когда-то устремились на запад, движимые надеждой или отчаянием. Очевидно, мост был ее ровесником.

На двери хижины висел небольшой замок.

Миллер оглянулся.

Мужчина все еще стоял у входа на мост и разглядывал лиственный купол над головой. Непонятно, что он там увидел, но было не похоже, что он ждет подходящего момента, чтобы броситься к Миллеру, стукнуть его по голове и украсть кошелек. К тому же он вполне мог сделать это и рядом с домом. Других людей (к примеру, мальчишки, о котором тот упоминал) тоже не было видно. Мужчина просто стоял и терпеливо ждал, чем закончится то, за что он получил свой доллар.

Миллер снова повернулся к двери и сунул ключ в замок; тот с трудом, но открылся. Он потянул дверь на себя: внутри царила кромешная темнота. Замешкавшись, Миллер обернулся и увидел, что мужчина ушел.

Открыв дверь шире, Миллер шагнул вперед.

В хижине было холоднее, чем на улице, да еще и душно. В нос Миллеру ударил какой-то запах. Его нельзя было назвать плохим. Пахло опавшими мокрыми листьями. Так пахнет в чулане, куда вы складываете старые ненужные вещи, или на заброшенном чердаке ночью после дождя.

Свет проникал только сквозь открытую дверь. Окон в хижине не было, а если и были, то их плотно закрыли ставнями. Дверь находилась в торце, так что дальняя часть постройки терялась в темноте, и помещение казалось длиннее, чем было на самом деле. Миллер стоял и не знал, что случится дальше.

Дверь за ним медленно закрылась, оставив щель в несколько сантиметров. Никто не запирал ее на ключ, никто не требовал от него тысячи долларов за освобождение. Миллер ждал.

И тут послышался негромкий звук.

Шорох. Шуршание. Как будто что-то двигалось в дальнем конце хижины. Вслед за звуком пришел новый запах, словно существо, долгое время пролежавшее скрючившись, вдруг распрямилось, отчего в неподвижном воздухе распространился доселе неощутимый запах пота.

Миллер застыл.

Никогда в жизни он не чувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Он слышал об этом, читал об этом, знал, что так бывает, но никогда не испытывал ничего подобного. С его волосами и затылком такого просто не могло случиться. И, тем не менее, случилось. Самое странное, что ему не было страшно, вернее, к страху примешивалось другое чувство.

В хижине что-то было. Что-то, ему неизвестное. Он просто чувствовал: в темноте что-то есть. Неведомое существо размером с человека или, может, чуть меньше.

Миллер сомневался, что оно мужского пола. Почему-то ему казалось, что это женщина. Он не мог объяснить, откуда взялось такое ощущение, ведь он ничего не видел и почти ничего не слышал. Шорохи в дальнем конце хижины быстро стихли. Но что-то подсказывало Миллеру, что существу, укрывшемуся тенями, словно черными ангельскими крыльями, знакомы безнадежность, сумасшествие и тоска, причем в гораздо большей степени, чем ему самому. Он знал, что затаившееся во тьме существо обнажено, и что это женщина.

Он знал, что это так, и вовсе не от страха его дыхание сделалось сбивчивым и частым.

Миллер простоял в хижине еще полчаса, прислушиваясь и вглядываясь в темноту. Во всяком случае, ему показалось, что прошло не больше тридцати минут, когда он вдруг выскочил обратно в лес. Точно он не знал.

Закрыв дверь в хижину, он не стал ее запирать. Человек вернулся и стоял на той стороне моста. Крепко сжав в руке ключ, Миллер пошел к нему навстречу.

— Сколько? — спросил он.

— За что? Вы уже заплатили.

— Нет, — ответил Миллер, — я хочу это купить.

Когда он вернулся домой, было восемь часов вечера. Миллер и сам не понимал, как так вышло, что он провел в хижине больше времени, чем думал. Неважно, это даже к лучшему. Начинало смеркаться; он знал, что через двадцать минут совсем стемнеет. Эти двадцать минут Миллер провел на переднем сиденье своей машины; в голове, как всегда в последнее время, царила удобная пустота.

Когда окончательно стемнело, он вышел из автомобиля и направился к дому. Отключив систему безопасности, он отпер входную дверь и оставил ее распахнутой.

Затем он вернулся к машине и положил руку на багажник, от которого веяло холодом. Открыв его, Миллер спокойно направился к лестнице, ведущей на меньшую из двух деревянных террас. Он поднялся и постоял там несколько минут, глядя на темные силуэты деревьев, потом снова спустился к машине.

Теперь в багажнике было пусто, Миллер захлопнул его, медленно вошел в дом и запер дверь на ключ.

Ночь вступила в свои права, темнота сгустилась; они оба находились внутри дома, и это казалось ему правильным.

Миллер плеснул немного виски в большой стакан, вышел через раздвижную дверь на террасу, сел в плетеное кресло, в котором провел это утро, и сделал глоток. Почему-то, как это часто теперь случалось, он стал вспоминать день, когда познакомился с женой. Тогда он жил в Ист-Клиффе, в домике гораздо меньшем, чем этот, в двух минутах ходьбы от пляжа. В тот субботний вечер он маялся от скуки и неприкаянности и зачем-то решил пойти в «Воронье гнездо», единственный ресторан поблизости. В баре наверху он взял себе виски и вышел на балкон, чтобы полюбоваться закатом над бухтой. Через некоторое время среди обгоревших на солнце семейных туристов и местной татуированной молодежи он заметил женщину, в одиночестве сидевшую за столиком. Она потягивала пиво из высокого стакана и, так же, как и он, смотрела на закат. Миллер задался вопросом — не почему она это делает, но почему это делает он сам, вернее, они оба? С тех пор прошло много времени, но он так и не понял, по какой причине люди сидят в одиночестве и смотрят вдаль. Что они там ищут?

Выпив еще пару стаканов, он подошел к ней и представился. Ее звали Катрин, она работала в университете. Через полтора года они поженились. К тому времени его бизнес пошел настолько хорошо, что на свадьбу он снял «Воронье гнездо». Через год у них родилась дочь, и они назвали ее Матильдой в честь матери Катрин (та была француженкой). Бизнес успешно развивался, и они сменили его дом в Ист-Клиффе на большой дом в горах, который Миллер построил практически собственными руками. Семь лет у них все шло хорошо, а потом почему-то разладилось. Он не думал, что это случилось по его вине, хотя и допускал. Не думал, что по ее, хотя и это было возможно. Просто их брак почему-то стал разваливаться. Они были двумя разными людьми, потом одним целым, потом снова двумя, и каждый пошел своим путем. У них был общий взгляд на все, и вдруг будто один глаз закрылся, и мир стал плоским. Они не изменяли друг другу. Хотя, наверное, так было бы легче. Тогда появилась бы причина, за которую можно было бы спрятаться. Хуже нет, когда сидишь с человеком за одним столом, и тебе непонятно, кто он, почему он здесь и чем это кончится.