Джон Соул - Проклятие памяти

Потому окружавший вековое дерево кусок исторической земли именовался коротко и понятно – Площадью. Сам же дуб, на который не одно поколение ла-паломских мальчишек лазило за желудями, вешало качели, вырезало бесчисленные инициалы – причиняло такие поистине адские муки, каких бы не выдержало ни одно нормальное дерево. В ознаменование его возраста и заслуг дуб был обнесен забором, а кокетливый газончик с посыпанными песком тропинками, словно украденный из какого-нибудь английского парка, в свою очередь окружал забор. Аккуратные таблички рекомендовали горожанам по газону не ходить, пикников на нем не устраивать, бросать мусор исключительно в урны – имевшиеся в избытке и покрашенные в темно-песочный цвет; по мнению муниципалитета, цвет соответствовал испанскому колориту города; главная же табличка содержала исчерпывающую информацию о самом необыкновенном дереве, оно объявлялось самым большим и старым дубом во всей Калифорнии, вследствие чего дотрагиваться до него запрещалось кому-либо, кроме наделенных соответствующими полномочиями представителей Управления городских парков. То обстоятельство, что весь штат Управления состоял из двух трудившихся на общественных началах садовников, мало кого смущало.

Просто было не до этого – с тех пор, как Ла-Палому открыл для себя компьютерный мир.

Вернее, началось все с того, что тысячи пришельцев, наводнивших места, ныне известные как Силиконовая долина, вскоре начали обживать обширные территории вокруг Пало Альто и Саннивейл. Понятно, что тихая, сонная Ла-Палома, словно свернувшаяся клубочком вокруг своей Площади с вековым деревом, скрытая от вездесущего калифорнийского солнца эвкалиптовыми аллеями с густым подлеском, окруженная зелеными склонами холмов, – была слишком соблазнительным уголком, чтобы оставаться незамеченной столь долгое время.

А потому первые эшелоны жрецов компьютерного бога достигли Ла-Паломы в рекордно короткий срок. И все свои недавно приобретенные – и весьма немалые – капиталы они употребили на то, чтобы сохранить Ла-Палому такой, как она есть – желанным убежищем от суматошного большого мира.

Как относились к такому их решению местные жители – зависело исключительно от того, с кем из них в данный момент вы говорили об этом.

Для последнего поколения потомков гордых калифорниос приток людей с туго набитой мошной означал прирост рабочих мест. Для деревенских торговцев – увеличение дохода. И те, и другие были приятно удивлены, когда обнаружили, что привычная пляска на грани выживания сменилась спокойной безбедной жизнью.

Других же превращение Ла-Паломы в такого рода заповедник вынудило поменять весь их более-менее налаженный быт. Семья Лонсдейлов не была исключением.

Эллен Лонсдейл родилась и выросла в Ла-Паломе, и даже выйдя замуж, смогла убедить своего мужа Маршалла в том, что Ла-Палома – идеальное место для его медицинской практики: тихий, уютный городок, обещавший надежную постоянную клиентуру. Не говоря уже о том, что будущим детям лучших условий и подобрать было невозможно – детство самой Эллен служило тому подтверждением. Марш полюбил свои приезды в Ла-Палому на студенческие каникулы, а потому уговорить его не составило особого труда.

Первые десять лет супружеской жизни в родном городе прошли для Эллен как во сне. А когда случилось компьютерное нашествие – вместе с ним пришли перемены. Вначале едва заметные, Эллен почти не ощущала их, – а потом было уже слишком поздно.

И теперь, осторожно пробираясь на своем "вольво" по запруженной машинами – как всегда в майский полдень – центральной улице, Эллен снова поймала себя на мысли о том, что Площадь и вековой дуб, бывшие раньше символом города, сейчас стали воплощением и постигших его перемен. А также постигших и ее – придется признаться в этом. И если задуматься об их реальной сути – вряд ли городок покажется таким уж привлекательным.

Взять, например, старые дома – большие неуклюжие постройки, возведенные в стародавние времена гордыми калифорниос, давшими им не менее гордое имя – гасиенды. Их восстановили – и оказалось, что они являют собою зрелище весьма величественное. Но семейные дрязги не спрячешь за красивый фасад; а говорили, что семьи, вселившиеся в роскошные ныне особняки, продают их уже через пару месяцев – и разъезжаются, пав жертвами ими же придуманной жизни, в которой семейных скандалов было не меньше, чем разной хитроумной техники в их кухнях.

И вот теперь – Эллен снова думала об этом – нечто подобное, похоже, грозит и ее семье.

Миновав Площадь, она свернула и через два квартала подъехала к зданию Медицинского центра.

И снова подумала – это здание сродни ограде вокруг дуба на Площади; ни того, ни другого она никак не ожидала увидеть в Ла-Паломе.

И ошибалась, конечно же.

Потому что город рос на глазах – а соответственно росла и практика ее мужа. Его крохотный кабинет стал в один прекрасный день Медицинским центром Ла-Паломы, Центром не то чтобы крупным, но современным и прекрасно оборудованным. Не так давно Эллен наконец решилась оставить безуспешные попытки подсчитать, сколько же человек у Марша в штате – так же, как вскоре после свадьбы она оставила взятую было на себя больничную бухгалтерию. В конце концов Марш мог позволить себе нанять бухгалтера – он владел пятьюдесятью процентами акций Центра.

Иными словами, семейство Лонсдейлов процветало – через две недели им предстояло, покинув коттедж на Санта-Клара-авеню, стать жильцами громадного особняка на Гасиенда-драйв. Прежние хозяева, чета средних лет, подали на развод еще до того, как завершились отделочные работы.

Сама Эллен подозревала, что одной из причин, побуждающих ее вселиться в этот дом – хотя об этом-то она уж точно ни за что не скажет ни мужу, ни их сыну Алексу, – было желание чем-то занять себя, отвлечь свой ум от неизбывной мысли о том, что их собственный брак катится к неминуемой катастрофе. Не они первые и не они последние, особенно в Ла-Паломе, – причем город, казалось, не жаловал не только пришельцев, но и собственных сыновей и особенно дочерей – половина школьных подруг Эллен уже звались "разведенками". Вспомнить только, каким мечтам они предавались в последние перед венчанием дни – и ведь ничего, вначале все шло вроде бы нормально, а потом вдруг словно бы оборвалось – по причинам, непонятным ни одной из них...

Взять, например, Валери Бенсон – она своего мужа в один прекрасный день просто из дому выкинула, громогласно оповестив всех друзей и знакомых о том, что у нее больше нет сил мириться с так называемыми привычками Джорджа, хотя никто так и не узнал впоследствии, какие привычки она, собственно, имела в виду. Теперь вот живет одна в доме, который Джордж ей помогал ремонтировать...