Ольга Грибова - Тьма

Хотелось надеяться, что с Эмми все в порядке, и чтобы не случилось со мной, это никак не отразится на ней. Не исключено, что я нахожусь в доме Грэгори, и он обратил меня в вампира, отомстив за все, что я ему сделал. Я почти не сомневался, что отныне принадлежу к детям ночи. Немного смущала дыра в животе, ведь кровопийцы быстро регенерируют, а мое тело пока не торопилось восстанавливаться. Но я принял версию о собственном вампиризме за рабочую.

Я долго пролежал без единого движения. Тело превратилось в камень, но неудобства не ощущалось. Это состояние казалось естественным для нового меня. Единственное, что напрягало — это зуд в горле, словно где-то в его глубине поселилась семья мышей-полевок и теперь они скреблись и ерзали, устраиваясь поудобнее.

Я откашлялся, но стало хуже. Зуд перешел в жжение, оно постепенно распространилось на весь организм. Кожа горела, точно меня медленно поджаривала на костре святая инквизиция. Глаза резал даже слабый свет догорающей свечи, и я зажмурился.

Со стороны я, наверное, мог легко сойти за покойника. Глаза закрыты, дыхания нет, руки сложены на груди плюс дыра в животе — все признаки мертвеца на лицо. Я попытался сосредоточиться, прикинуть что с этим делать и как жить дальше, но мысли разбегались как тараканы при внезапно включенном свете. Их вытеснил один единственный тезис — мне нужно… и вот тут я стопорился. Что собственно мне так необходимо? Все мое «я» отчаянно стремилось к чему-то, безумно желая обладать. Но чем? Муки душевные перешли в разряд физических, и я чувствовал, что если не утолю это непонятное мне желание немедленно, то погибну.

Я сам не заметил, как очутился возле двери, и принялся колотить руками и ногами по металлу. В меня словно вселился посторонний. Он был сильнее, ловчее и злее меня. Он своего добьется, чего бы это ему не стоило. Я лишь марионетка в его умелых руках.

Я испугался, так как прекрасно понимал, что тот, кто осмелится сейчас войти в эту дверь, скорее всего, погибнет, и я ничего не смогу с этим поделать. Не в моих силах противостоять этому всепоглощающему желанию, сжигающему меня изнутри. Я — пешка, а голод — гроссмейстер. Наши возможности изначально не равны.

В том, что это голод, уже не сомневался. Когда-то мне доводилось испытывать нечто подобное. Но это был лишь отголосок того урагана, что нынче бушевал во мне — слабый дождь по сравнению с градом размером с футбольный мяч.

Меня трясло, словно я схватился рукой за оголенный провод под напряжением. Чтобы хоть немного унять дрожь, обхватил себя руками за плечи, совершенно позабыв о ране. Стоять было тяжело, ноги то и дело предательски подкашивались. Я повернулся спиной к двери и привалился к ней. Это ненадолго помогло, но вскоре пришлось сползти на пол.

Беспокойство нарастало. Я уже не мог усидеть на месте, но и встать на ноги тоже было невыполнимой задачей. И я пополз. Пачкая руки и колени в земле мокрой от капающей с потолка воды, размазывая грязь по лицу, я наворачивал круги по комнате. Только облегчения это не приносило. Не было места ни в этой камере, ни где-либо на земле, где бы я мог обрести покой.

Я забился в дальний угол, погрузил руки и ступни в стылую земляную жижу и тихо скулил от безысходности. Постепенно скулеж перешел в надрывный крик. Я орал во всю глотку, что есть силы, надеясь только на одно — кто-нибудь услышит мой вой, придет и пристрелит меня. Я ждал этого с маниакальным предвкушением и радовался такому будущему.

И действительно меня услышали, правда результат оказался не совсем таким, как я ожидал. За дверью раздались шаги, каждый из которых отдавался вспышкой боли у меня в голове. Кровь пульсировала в висках в такт шагам, и казалось голова сейчас расколется, как огромный орех от удара молотка.

Небольшое окно в двери у самого пола скрипнуло и распахнулось. Внутрь просунулась рука, поставила бутылку минералки и исчезла, затворив за собой дверцу. Но я мгновенно потерял интерес к анонимному гостю. Ведь в пол-литровой бутылке была вовсе не газированная вода, а самая настоящая, свежая как парное молоко кровь. Я чувствовал её тонкий, манящий аромат сквозь пластиковые стенки бутылки. Она звала меня, притягивала, словно гигантский магнит металлическую стружку. Нельзя было противиться этому зову, и я, собрав последние силы, снова пополз. Пальцы цеплялись за комья земли, руки разъезжались в стороны и я падал, отплевывался и продолжал ползти к заветной цели. Такой желанной, такой долгожданной.

Мокрые, почерневшие от земли руки скользнули по округлым бокам бутылки. Еще один рывок вперед и она моя. От близости крови меня лихорадило, как молодого, неопытного любовника впервые прикоснувшегося к женщине. Руки плохо слушались, и я буквально сорвал крышку с бутылки, а не скрутил, как положено. И застыл. Вот она сладкая, алая, вожделенная кровь. Сейчас она для меня всё. Весь мир сошелся в одной точке, словно в непроглядной тьме кто-то навел свет прожектора на бутылку минералки. Но стоит ли она того? Стоит ли перечеркивать всю свою жизнь, все, чем я когда-либо был и мог стать ради пары глотков?

Я стиснул зубы и заглянул глубоко внутрь себя в поисках истинного Влада Климентьева. Какова же была моя радость, когда выяснилось — он еще здесь. Испуганный, задавленный голодом, едва живой, но способный на поступок. Я отвел руку назад, размахнулся и отбросил бутылку подальше от себя. Она ударилась о противоположную стену. Кровь фонтаном брызнула из узкого горлышка, оставив на бетоне красные разводы. Мне оставалось лишь сидеть и смотреть, как пурпурные капли неторопливо катятся вниз по стене, точно слезы.

Я практически впал в анабиоз. Всё видел, слышал, но не мог двинуться. Во мне не осталось жизненных сил, только голод. Тупая, ноющая боль во всем теле напоминала о его присутствии. Сознание то и дело меркло. После одного из таких провалов я с изумлением смешанным с ужасом обнаружил, что нахожусь посреди комнаты и более того продолжаю упорно двигаться к месту, где валялась бутылка, на дне которой осталось еще немного крови. Я приказал себе остановиться, но не тут было. Тело не подчинялось мне.

Через пару мгновений добрался до стены и принялся жадно слизывать кровавые разводы, смакуя каждую каплю. Я рыдал от облегчения и от осознания того, каким ничтожеством отныне являюсь. Но это не помешало мне поднять бутылку с пола и выпить её содержимое. Я всхлипывал, но продолжал пить. Постепенно меня затопила волна облегчения. Я откинулся назад, повалился на пол и блаженно улыбнулся. Наконец-то, беспокойство оставило меня. Я снова мог думать, управлять своим телом и даже ненавидеть себя за содеянное.

Глава 2. Ах, ваши очи чернее ночи