Вадим Громов - Оборотень

Любимый Курминым коньяк в ёмкостях по четверти литра стоял как раз в том месте, подходы к которому блокировал необъёмный.

Михаил подошёл поближе, но дотянуться до бутылки, не сдвинув с места эту тушу, было нереально. Подождал полминуты, надеясь, что золотоперстнёвый продолжит свой вояж, и можно будет беспрепятственно заполучить заветную бутылочку. Человек-гора прикипел к одному месту, вдумчиво изучая ассортимент, хмыкая и надувая щёки до размеров небольших воздушных шариков. Прошло ещё где-то с минуту, ситуация оставалась без изменений.

— Извините, — толстый нехотя скосил глаза вниз и вбок, где просительно улыбался Курмин, макушка которого была немногим выше солнечного сплетения толстяка, и которому надоело это глупое ожидание — вы не отойдёте немного? Мне до бутылки не дотянуться.

— Чего? — мысль изреченная, похоже, доходила до человека-горы через кожу, усугублённую невероятным слоем жира, — чего надо?

— Отойдите, пожалуйста, — Михаил сделал глаза кота из "Шрека", — бутылочку мне не достать, мешаете немного…

— А… Ну… Сейчас, да… — толстый сделал такое лицо, как будто у него попросили беспроцентную ссуду в размере, превышающем пятилетний бюджет России, на неопределённый срок с неопределёнными обязательствами. И остался стоять на месте, подобно творению Церетели. Курмин ждал.

Через полминуты необъёмный вздохнул, словно это он, а не Путин вкалывал как раб на галерах, и немного сдвинул свой организм, давая Курмину подход к нужной полке.

Бутылочка незамедлительно перекочевала с полки в корзину, и Михаил двинулся дальше, вспоминая, что ещё требуется прикупить, дабы в ближайшее время избежать лишних походов за всякой мелочёвкой.

Чай, сахар-песок, сушки с маком, полтора килограмма картошки, подсолнечное масло. Спасибо за покупку!

— Стой, паскуда! — источающий запредельное возмущение вопль знатно шарахнул по слуху, когда Курмин уже подходил к кассе, — стой, гондон! Падла!

Михаил оглянулся синхронно с остальными покупателями, выкладывающими свои приобретения на ленту транспортёра. Человек-гора летел по проходу, гулко бухая зимними ботинками на толстой подошве по гладкому полу. На морде красовалась гримаса Лёвы Бронштейна, которому веско растолковали про невозможность мировой революции. Налечу, растопчу, не помилую!

"Кому это он?" — с пугливым любопытством подумал Курмин, машинально ища глазами гипотетическую жертву толстого. Через несколько секунд ответ был получен. Исчерпывающий и ошеломительный.

— Стой, сучара! — пухлая пятерня размером с ковш мини-экскаватора с чувством сграбастала Михаила за грудки, — где кошелёк, пидор? Размажу, как сперматозоида по клеенке! Кошелёк обратно, быстро!

— Спокойно, гражданин, спокойно, — в мизансцену сноровисто вклинился охранник, делающий успокаивающие пассы руками, — давайте без эмоций, спокойненько, разберёмся…

— Да эта падла кошелёк у меня увела! — раненым в интимное место тиранозавром взревел толстый, — гондон горбатый!

— Это какое-то недоразумение… — выдал Курмин классическую фразу, безуспешно пытаясь освободиться от омертвевшего захвата человека-горы, — да отпустите же меня, наконец!

— Я тебя сейчас так отпущу, — багровея и сопя, пообещал толстый, — ты у меня на всю оставшуюся жизнь это отпущение запомнишь! Кошелёк давай обратно, паскуда!

— Да не брал я никакого кошелька, — дергаясь в захвате, от которого уже спирало дыхание, поведал Курмин, — не брал, не брал!

— Отпустите его, гражданин! — в голосе охранника появились требовательные нотки, — задушите ведь, в конце концов!

Толстый свирепо зыркнул на блюстителя порядка. От этого взгляда, наверное, могла рухнуть Эйфелева башня, и перестать извергаться Везувий, но охранник не отреагировал. Видал и не такое. Человек-гора нехотя разжал пальцы и Курмин смог облегчённо вздохнуть. Пара пуговиц на пальто повисли на липочках, определённо придётся перешивать. Остальные покупатели с пугливым — кто сочувствием, кто осуждением, таращились на бесплатное зрелище, имеющее все козыри стать острым. Впрочем, с сочувствием глядели очень немногие, больше преобладали взгляды с потаённой, брезгливой ухмылочкой. Влип, ворюга!

— Только попробуй сдёрнуть, паскуда, — зловеще пробасил толстый, — я тебя запомнил, найду по-любому…

— Это какое-то недоразумение… — Михаил помотал головой, словно собираясь проснуться, — вы что-то напутали…

— Щас я тебе башку с жопой перепутаю, гнида мелкая! — кулак толстого взметнулся вверх, сверкнули золотом пухлые персты, Курмин испуганно зажмурил глаза.

— А ну, прекратить! — от крика охранника с ближней полки сверзились два "Сникерса" и разревелся пацан дошкольного возраста, которого бросилась утешать перепуганная не меньше его самого — мамаша. Удара не последовало, Курмин открыл глаза.

Человек-гора стоял, сверкая взором Медузы Горгоны, но предпринимать активных действий больше вроде бы не собирался.

— Пройдёмте, — блюститель спокойствия взял происходящее в свои руки, — пройдёмте в подсобку. Так будет лучше для всех. Юра, посмотри за входом!

Долговязый, рыжеватый грузчик, выставлявший на полки макаронные изделия, кивнул, и направился к турникету. Охранник двинулся вглубь зала. Курмин последовал за ним, захватив корзинку с продуктами, шествие замыкал толстый, бдительно следивший на Курминым, готовый моментально пресечь любую попытку побега.

Набрав код на замке, охранник посторонился, пропуская внутрь Михаила с человеком-горой. Дверь закрылась.

— Что стряслось, Семёныч? — из-за угла вырулила принаряженная дама с бэйджиком "Ирина Васильевна, управляющая магазином", — воришку поймал?

— Сейчас разберёмся, — сурово пообещал Семёныч, обращая своё внимание на толстого, — так какие претензии у вас к мужчине?

Человек-глыба по новой запустил пластинку, в которой фигурировали утраченный кошелёк и попранное достоинство владельца этого самого хранилища наличности. Утраченное измерялось в эквиваленте ста двадцати семи тысяч целковых, которые были, сегодня утром сняты с банкомата с целью купить путевку в экзотическую страну, в которой следовало отметить юбилей супружеской жизни.

— Ну а я-то тут причём? — Михаил недоуменно пожал плечами, — с чего вы решили, что это я?

— А кто возле меня полчаса терся возле полок с бухаловом? — толстый изобразил оскал, при виде на который у саблезубых тигров случилось бы недержание в мочевом пузыре, — ты чё, думаешь, у меня склероз с шизофренией?

Причём тут шизофрения, никто уточнять не решился, и три пары глаз вопросительно уставились на Курмина.