Андрей Цепляев - КРАУЛЕР

– Ну, что там? – спросил бородач, глядя в объектив камеры, установленной над аркой.

Напарник не ответил, шагнув глубже. Снова раздался скрежет, а за ним смешок. Старик махнул рукой.

– Вот оно в чем дело. Кажись, объявился твой пропавший.

– Петька?

– Точно он! Опять грязный, как свинья. Комбинезон зачем-то нацепил.

– Где он? – с облегчением вздохнул Павел, опуская лом.

– В заделе прячется, шельмец. Привалился к стенке и стоит столбом. В который раз его пьяным пропускают! Меня б давно уволили, но таким дуракам всегда везет.

– Что он там делает один без фонаря?

– Ждет пинка.

Коренастый силуэт обходчика растворился во мраке. Послышались удаляющиеся шаги. Потом старик остановился. Было слышно, как он говорит. Внезапно раздался смех, потом тихое шипение, а потом тишина.

Павел стоял под огнями станции, теряясь в догадках. Посмеялись и хватит. Он подобрался к краю перрона и окликнул старика. За углом, где минуту назад погас свет фонарика, царила непроглядная тьма. Никакого скрежета и шагов он больше не слышал. Сердце бешено колотилось. Прошла одна минута. Потом вторая. Чувство страха нарастало. Что-то ему подсказывало, что старик уже не вернется.

Уткнув конец лома в живот, Павел стоял неподвижно, словно пикинер готовящийся отразить атаку вражеского авангарда. В глубине души он продолжал надеяться, что сейчас из темноты выйдет напарник и в своей обыкновенной шутливой манере начнет над ним подтрунивать.

Вдруг впереди из-за поворота блеснул свет фонарика. Когда обходчик достиг станции, Павел опустил лом. Навстречу ему вышел огромный мужик. Толстый и неповоротливый, то ли с родимым пятном, то ли с ожогом на правой щеке, он поднялся по скрипящей лестнице и устремил на него туманный взор.

В руках у него был серебристый фонарик. На широкую грудь натянут оранжевый жилет. Под глазами темные круги. Павел не помнил его имени, знал только, что он из бригады Воронцова и здесь его быть не должно.

– Ты чего так смотришь? – пробасил здоровяк.

– Вы кто? – хлопая глазами, пробормотал Павел. – Вы не из нашей бригады.

Обходчик слегка смутился, но потом усмехнулся.

– Ну, Юра. Юрий Бычков. Да, я тут пролетом, а что?

– А Игорь где?

– Кто?

Павел по-прежнему смотрел в тоннель. Юрий проследил за его взглядом и пожал плечами. Тут только обходчик вспомнил, что старик говорил о каком-то «меченном» монтере-омбале из бригады Воронцова, который вечно сует нос в чужие дела и разносит сплетни. Наверняка это он и был.

– Не может быть! – воскликнул Павел. – Ты прошел там. Ты должен был их встретить! Они с Петькой ушли туда.

– С Петькой? Ты говоришь о Петре Саврасове? Это совершенно невозможно.

– Почему?

– Я слышал, что его вчера уволили. Мужик новый пылесос с товарищами обмывал. Ну, малец расслабился. Так и пришел на работу. С кем не бывает. Пылесос-то стоящий. С пятью режимами. Могли бы войти в положение. Подумаешь, выпил. Разве это преступление?

Павел слушал поток слов с открытым ртом и ничего не понимал. Вдруг Юрий умолк и подозрительно сощурился.

– А ты случаем не пьян?

– Где Игорь? – дико завопил Павел, выронив лом под ноги монтеру.

– Не знаю. Успокойся! Ты чего?

– Нужно позвать милицию! Экстрасенсов! Тут призраки!

Юрий застыл, в изумлении наблюдая, как бородач неуклюже бежит по перрону, беспорядочно размахивая руками. И куда только смотрит отдел кадров. Домовые, лешие, призраки. Бородатый наверняка был родом из какой-то глухомани. Такие под землей долго не держатся. Интересно, он вообще во Христа верует или в Перуна.

Юрий не удержался и расхохотался.

***

4 часа спустя

Василий Кличков попал на станцию «Шоссе Энтузиастов» не по своей воле. В условленном месте его давно ждали друзья, он хотел выйти из дома пораньше и прогуляться по улицам, но проспал и теперь спешил. Так уж получилось. Друзья не любили ждать, особенно во время рейдов.

Громко топая по движущимся ступеням, Василий быстро спустился вниз. Следом с эскалатора сошла группа гастарбайтеров. Поймав их тревожные взоры, Василий самодовольно улыбнулся. Боятся – значит уважают. Обычно он не был обделен вниманием, разве что женским. Любил одеваться просто и без выпендрежа. Носил в основном гриндара, черные футболки с агрессивными надписями и армейские шмотки. Если прибавить к этому бритую голову и крепкие мышцы, любому станет понятно, кто он и за что сражается.

На станцию прибыл очередной поезд, втянув в себя новую порцию пассажиров. Пропихнув массивное тело между закрывающимися дверьми, Василий без жалости обрушил весь свой вес на толпу. Сегодня в последнем вагоне людей набралось больше обычного. Хорошо еще, что ему выходить на следующей станции.

Василий расправил могучие плечи, потеснив слабаков по бокам. Беглым взглядом осмотрев потрескавшиеся гриндара, он прислонился к дверям вагона. Ощущая бритым затылком вибрацию ускоряющегося состава, Василий попытался врубиться в реальность. Не каждый день ему приходилось подниматься так рано. Если бы не внеплановый визит в подвальный магазинчик, принадлежащий одному молдаванину по имени Лупу Дохотару, он проснулся бы на четыре часа позже и обязательно прогулял бы училище, но любимая работа была дороже всего.

Дело в том, что Василий и его немногочисленные друзья были борцами за чистоту и порядок. Нет, они не спасали леса от загрязнения и подъезды не мыли. Их миссия была куда важнее, и не каждый был способен ее понять. Простому человеку такое занятие показалось бы жестоким хулиганством. Василий же считал свою работу чем-то вроде вольной службы без контракта. Он знал, что очищение их родины неизбежно и в будущем принесет огромную пользу нации. В первую очередь это коснется его самого и его детей, которые унаследуют эту страну. Чувство абсолютного патриотизма, чистого и живого, как кровь, что течет в его жилах, не давало ему в этом усомниться.

Первый раз Василий услышал «зов» в пятнадцать лет. Вместе с друзьями он тогда смотрел видеозапись на компьютере о том, как милиционер допрашивает вусмерть пьяного таджика, севшего за руль. Таджик оправдывался, мол, машина принадлежит товарищу, тыча в лицо постовому записной книжкой с подписью, согласно которой друг дал добро на прогон железного коня. Друзья смеялись, но Василию вдруг стало паршиво. Он чувствовал, как в боку разрастается ком ярости, как он подкатывает к горлу, мешая дышать. В каждом слове задержанного гастарбайтера он слышал издевку в свой адрес. Таджик попросту насмехался над законами его страны.