Лорел Гамильтон - Пляска смерти

— Анита, ты бы ничего мне не стала говорить, не будь ты уверена, что тест на беременность тебе нужен позарез.

— Когда Натэниел с Микой вернутся, они полезут под душ, потом оденутся — и прямо к Жан-Клоду. Сегодня времени не будет.

— Тогда в пятницу. Обещай мне, что в пятницу.

— Попробую, но…

— Кроме того, если ты попросишь своих любовников снова брать презервативы, думаешь, они не сообразят?

— О Господи! — вздохнула я.

— Ага, ты же сама сказала: если использовать презервативы, это безопасно. И не говори мне, что ты не собираешься к ним вернуться, хотя бы на время. Сможешь ли ты заниматься теперь незащищенным сексом и получать удовольствие?

— Нет.

— Так что ты скажешь мальчикам насчет этой внезапной необходимости? Погоди, у Мики же вазэктомия была еще даже до встречи с тобой. Он, как бы это сказать, более чем безопасен.

Я снова вздохнула:

— Ты права. Будь оно проклято, но ты права.

— Так что купи тест сегодня, по дороге.

— Нет, я не испорчу Жан-Клоду сегодняшний вечер. Он его задумал еще несколько месяцев назад.

— Ты мне этого не говорила.

— Не я задумала, он. Балет — это, честно говоря, не мое.

А ведь он мне даже не сказал, пока мастера не стали съез— жаться в Сент-Луис, но про это я промолчала — только дала бы Ронни лишний повод заметить, что у Жан-Клода есть от меня секреты. Он наконец признал, что сбор мастеров городов — не совсем то, что он намечал, по крайней мере поначалу. Это стало платой за то, что вампирские танцоры смогли проехать по территориям различных вампиров без проблем. Жан-Клод согласен был, что встреча — это хорошо придумано, но все же нервничал. Такого большого собрания мастеров городов еще не было в истории Америки. А столько большой рыбы собрать и не бояться нападения акул — нельзя.

— А как наш Клыкастый отнесется к идее стать отцом?

— Не надо его так называть.

— Прошу прощения. Как Жан-Клоду мысль быть папашей?

— Вероятно, ребенок не его.

Она посмотрела на меня:

— У тебя с ним бывает секс — часто. Почему же не его?

— Потому что ему уже больше четырехсот лет, а такие старые вампиры не слишком фертильны. То же верно и про Ашера, и про Дамиана.

— Бог ты мой, — сказала она. — Я ж забыла, что еще и Дамиан.

— Ага.

Она прикрыла глаза рукой:

— Прости, Анита. Прости, что меня это так ужаснуло: моя твердо моногамная подруга вдруг спит не с одним, а с тремя вампирами.

— Это получилось случайно.

— Я знаю. — Она обняла меня, и я осталась стоять напряженно. Не настолько она утешала меня, чтобы расслабиться в ее руках. Она прижала меня крепче. — Прости. Я знаю, что была дурой. Но если это не вампиры, то кто-то из твоих домашних мальчиков.

Я освободилась из ее объятий:

— Не надо их так называть. У них есть имена, а что тебе нравится жить одной, а мне — с кем-то, не моя проблема.

— Хорошо. Значит, остаются Мика и Натэниел.

— Мика безопасен, ты же сама сказала. Так что не он.

У нее глаза полезли на лоб.

— Значит, Натэниел! Боже мой, Натэниел в роли будущего отца!

Секунду назад я бы с ней готова была согласиться, а сейчас это меня разозлило.

— А чем нехорош Натэниел? — спросила я — и не слишком приветливо.

Она уперлась руками в бока и глянула на меня:

— Ему двадцать, и он стриптизер. Двадцатилетний стриптизер — хорошее развлечение на девичнике. А детей с ними не заводят.

Я перестала скрывать злость, пропустила ее в свой взгляд.

— Натэниел мне говорил, что ты не видишь в нем человека, не видишь личности. Я ему сказала, что он не прав. Что ты — моя подруга и что такого неуважения к нему не проявила бы. Кажется, это я была не права.

Ронни не стала брать свои слова назад, не стала извиняться. Она тоже разозлилась и стояла на своем:

— В прошлый раз, когда я здесь была, Натэниел был для тебя пищей. Всего лишь пищей, а не любовью всей твоей жизни.

— Я не говорила, что он — любовь моей жизни. Да, он сперва был моим pomme de sang, но это не значит…

Она перебила меня:

— То есть «яблоком крови»? Это же и значит pomme de sang?

Я кивнула.

— Если бы ты была вампиром, то брала бы кровь у своего стриптизерчика, но из-за того проклятого кровососа тебе приходится питаться сексом. Сексом, о Господи! Сперва этот гад делает тебя своей шлюхой крови, а потом ты становишься просто…

Она вдруг замолчала с пораженным, почти перепуганным выражением на лице — будто знала, что слишком далеко зашла.

Я смотрела на нее холодными, ничего не выражающими глазами. То есть выражающими, что моя злость из горячей стала холодной. А это всегда плохой признак.

— Продолжай, Ронни. Скажи это слово.

— Я не хотела такого сказать, — прошептала она.

— Нет, — ответила я. — Хотела. Что теперь я просто шлюха.

В голосе моем звучал тот же холод, что ощущали глаза. Слишком много злости и слишком сильная обида, чтобы осталось что-то, кроме холода. Горячая злость — иногда приятное ощущение, но холодная защищает лучше.

И тут она заплакала. Я смотрела на нее, онемев. Что за черт? Мы ссоримся, нечего реветь в середине ссоры! Особенно когда это она вела себя так грубо. Чтобы посчитать, сколько раз Ронни вообще при мне плакала, хватило бы пальцев одной руки, и с запасом.

Я все еще злилась, но и недоумевала, а оттого злость чуть поумерилась.

— Разве не мне здесь полагалось бы рыдать? — спросила я, поскольку ничего другого на ум не пришло.

Я на нее злилась, и черт меня побери, если я собиралась прямо сейчас ее утешать.

Она заговорила — заикающимся, неровным голосом, как бывает после сильных рыданий.

— Прости меня, Анита. Ради Бога, прости меня. Я… я так завидую…

Тут уж у меня глаза полезли на лоб.

— Ронни, о чем ты? Чему завидуешь?

— Мужчинам твоим, — ответила она тем же дрожащим, неуверенным голосом. Как будто кто-то другой говорил или такая Ронни, которую она старалась людям не показывать. — Чертовым этим мужчинам. Мне придется бросить всех, всех, кроме Луи. Он потрясающий, но черт меня побери, были же у меня любовники! До трехзначных чисел дошло.

Я не считала, что это так уж хорошо — догнать число любовников до ста с лишним, но это тоже была тема, на которую мы с Ронни давно уже согласились о несогласии. Я не сказала: «Так кто же из нас шлюха» или что-нибудь столь же обидное. Все эти дешевые уколы я оставила в стороне. Потому что Ронни плакала.

— А теперь я все это брошу, все на свете — ради одного только мужчины. — Она оперлась руками на шкафчик, будто ей трудно было стоять.

— Ты говорила, что с Луи секс отличный. Если я правильно помню, были слова «потрясающий» и «крышу сносит».