Пожиратели звезд - Гари Ромен
По прибытии в аэропорт не было никаких обычных формальностей; миссионера с подчеркнутым уважением проводили к предоставленному в его распоряжение «кадиллаку». Он заметил, что многим из пассажиров – в том числе и кубинскому «супермену» – были оказаны те же почести: их ожидали точно такие же «кадиллаки» с одетыми в военную форму шоферами.
Его попутчик оказался милейшим человеком – очень худой и высокий, с соломенного цвета волосами, бледно-голубыми веселыми глазами, длинной шеей, громадным адамовым яблоком, острыми чертами живого, ироничного лица, в котором было что-то по-лошадиному некрасивое, но дружелюбное и симпатичное; спутник представился: он был датчанином, звали его Агге Ольсен, приехал из Копенгагена. Они немного поговорили об этом красивом и таком чистеньком городе, где д-р Хорват побывал однажды. Проповедник заметил у ног своего соседа довольно большую коробку, весьма странную по своей форме: она напоминала одновременно и скрипичный футляр и гроб; коробка занимала много места, и лучше было бы поместить ее в багажник – так было бы удобнее всем. С ними ехал и молодой кубинец, скромно занявший место рядом с водителем.
Аэропорт находился в добром часе езды от столицы; со всех сторон видны были вулканы – одна из основных достопримечательностей страны, привлекавшая сюда туристов; внезапно д-ра Хорвата охватило какое-то гнетущее чувство, вроде бы даже и дышать стало трудно.
Им овладела странная, непривычная тоска, постепенно переходящая в какое-то поистине паническое чувство. От накатившей на него нервозности – связанной, безусловно, с перепадом высоты и клаустрофобией – он избавился без труда; однако не так просто оказалось поддерживать при этом разговор с любезным датчанином – тот, похоже, не испытывал ни малейшего недомогания; машина ехала более чем на высокой скорости; движения сидевшего за рулем индейца были резкими; общеизвестно, что из этих людей получаются самые опасные в мире водители. Они находились на высоте двух тысяч семисот метров над уровнем моря – его предупреждали, что в подобных случаях следует избегать любых излишних физических усилий; впрочем, величие пейзажа, словно напоминавшего о каком-то чудовищном катаклизме, более чем компенсировало всякие неприятные ощущения. Местность была черной, иссохшей, с бриллиантовыми изломами окаменелой лавы, щетинилась исполинскими кактусами в белых и красных цветах, из которых ему был знаком лишь аризонский двухметровый кактус-свеча.
Насколько хватало глаз, черные конусы вулканов следовали один за другим, располагаясь так симметрично, что зрелище это наводило на мысль о какой-то очень продуманной и точной схеме божественного происхождения; этот пейзаж д-р Хорват знал по фотографиям «Национального географического журнала», постоянным подписчиком которого был; но в реальном, физическом присутствии этих чудовищ – мертвых и в то же время до странного живых, закаменевших в своем черном гневе – так что скалы казались невсегда застывшими последними гримасами ненависти извергшихся недр, – крылась некая геологическая мощь, порождавшая мысли о невесть каком ужасном королевстве, упрятанном во чреве земли. Солнце, опустившееся за вершины гор, заливало небо своеобразным, каким-то ледяным свечением, отталкивающим человеческий взгляд, как какую-нибудь нечисть; д-р Хорват в свое время пролетал над горной цепью Анд, но такой картины катастрофы, словно скованной вечностью в самом своем разгаре, ему никогда еще не доводилось увидеть. Столица много раз подвергалась разрушению вследствие землетрясений и извержений вулканов; во время извержения 1781 года вице-король Санчес Доминго, направлявшийся в Гватемалу, был поглощен лавой почти со всей своей свитой, состоявшей из священников-иезуитов, солдат, комедиантов и карликовшутов; рассказ одного из немногих оставшихся в живых, отца Доменико, доносит до нас сведения о том, что найти удалось лишь тела «девицы Розиты Лопес, комедиантки, ведшей не праведную жизнь, и горбатого карлика Камило Альвареса, в своих остротах не щадившего даже Всевышнего – что ясно доказывает не божественное, а дьявольское происхождение катастрофы». Однако сей славный иезуит почему-то не вдается в размышления о том, какая же сила уберегла его самого. Последнее землетрясение, происшедшее в 1917 году, было менее страшным – уцелела добрая треть населения. Теперь прямо перед собой д-р Хорват видел вулкан, учинивший столько бед, и хотя, по единодушному мнению геологов, он давно потух, миссионер не мог избавиться от мысли о том, что выглядит вулкан далеко не лучшим образом. Его зубчатая заснеженная вершина, казалось, все еще скалится в угрожающей застывшей гримасе; но, безусловно, следовало учитывать, что значительную роль в этом играло воображение. Вулкан с неприятным упорством вновь и вновь появлялся на каждом повороте дороги; за ним была скрыта столица; долина расширялась, почти отвесные склоны по обеим сторонам шоссе постепенно отступали, машина вырвалась на просторное многокилометровое скалистое плато, залитое черной лавой, на котором то тут, то там виднелись хижины того же цвета, построенные все из того же прокаленного камня, окруженные хилым кустарником и плантациями кактусов; из них крестьяне извлекают peyotl – наркотик, ставший для них единственным источником и дохода, и забвения. Асфальтированное шоссе было превосходного качества и в прекрасном состоянии. В «кадиллаке» работал кондиционер. Нагромождение камней на плато наводило на мысль о каком-то невероятном камнепаде прямо с неба. Справа, еще совсем близко, на расстоянии каких-нибудь нескольких сот метров, виднелись склоны вулкана; ощетинившиеся колючками карликовые кактусы, так называемые desgigos, извивались желтыми и зелеными щупальцами, словно шкура, снятая с боков изуродованных скал; д-р Хорват пришел к выводу, что нечасто ему случалось видеть пейзаж менее христианский и что, наверное, все это иссохшее, каменистое и пыльное пространство, на котором солнце выжгло то, что пощадила лава, буквально кишит змеями.
– Вытащите меня отсюда! – раздался вдруг какой-то голос.
Д-р Хорват подскочил от неожиданности и, с некоторым удивлением вскинув брови, взглянул на попутчиков; но его датский сосед лишь любезно улыбнулся, а кубинский юноша тоже с изумлением повернул голову, разглядывая салон машины.
– Выпустите меня отсюда, черт подери, – с яростью повторил тот же голос. – Я вот-вот задохнусь.
Совсем рядом с собой д-р Хорват услышал какой-то кашель, причем кашлял явно не датчанин и не шофер, а у кубинского юноши – он опять выставил напоказ сверкающие золотые зубы – вид был несколько испуганный.
– Ад и проклятье! – вновь раздался голос. – Если вы немедленно не дадите мне глотнуть воздуха, я никогда больше не заговорю, а вы подохнете с голоду.
– Что это такое? – спросил д-р Хорват.
Датчанин выглядел озадаченным.
– Не знаю, – ответил он.
– Это вы-то не знаете? – насмешливо воскликнул голос. – Слушайте, мистер Хорват – надеюсь, уважаемый, я не перековеркал вашу фамилию, прочитав ее на чемодане, – я хочу, чтобы вы знали, что сидите рядом с тираном, который на протяжении долгих лет эксплуатирует меня, сидя, так сказать, у меня на шее. Это же рабство, уважаемый, более того – бесстыдная эксплуатация несравненного таланта. Против этого следовало бы принять закон.
Лично я придерживаюсь именно такого мнения.
Внезапно лежащая у датчанина на коленях коробка распахнулась, и оттуда вынырнула кукла – она сидела, выпрямив спину и вытянув на фиолетовом бархате мягкой внутренней обивки одетые в полосатые штаны ноги.
«Чревовещатель», – с некоторым раздражением констатировал миссионер.
– Позвольте представить вам моего друга Оле Йенсена, – сказал датчанин.
– Ненавижу чревовещателей, – проворчала кукла. – Все – паразиты. Тем не менее очень приятно познакомиться.
Д-р Хорват натянуто улыбнулся. К фарсам и розыгрышам он питал отвращение – такого рода юмор был ему непонятен. Однако он попытался поддержать игру и даже пожал протянутую куклой руку. Теперь она сидела на коленях хозяина, стеклянными глазами уставившись на проповедника с тем циничным выражением, которое – непонятно почему – чревовещатели считают своим долгом раз и навсегда запечатлевать на лицах своих кукол. У рыжего румяного Оле Йенсена вид был чрезвычайно презрительный и насмешливый, а изо рта торчала толстая сигара. Одет он был в визитку, на коленях у него лежал цилиндр; время от времени он вертел головой, обращаясь то к хозяину, то к тому, с кем разговаривал. Все это, безусловно, было очень ловко устроено и, конечно, весьма забавно – часика этак в два-три ночи, после определенного количества выпитого мартини. Вероятно, это был номер из тех, что полны игривых намеков и подмигиваний и призваны успокаивать публику между двумя сеансами стриптиза. Д-р Хорват не смог подавить нахлынувшего на него дурного настроения: хотя он и был далек от предубежденности, с которой принято относиться к бродячим артистам, цыганам и клоунам мюзикхолла, он тем не менее полагал, что это не совсем подходящая компания для официального гостя правительства.
