Дом на холме, или Саркофаг - Многоликий
Разбудил меня, должно быть, все тот же резкий и громкий гул, но едва открыв глаза, я сразу же потерял способность к чему-либо прислушиваться. Я лежал спиною к двери ведущую на лестницу: по всем законам из под двери нечего не должно было светится. Но сквозь щель между полом и дверью в комнату врывался невероятно мощный поток неестественного ярко-красного сияния, заставлявшего все окружающие предметы сверкать каким-то неземным блеском. Мои дальнейшие действия могут показаться странными, но только в детских сказках герой всегда совершает решительные и правильные поступки. Я же, вместо того, чтобы выглянуть из комнаты и посмотреть на лестницу, откуда исходило необычайное свечение, старательно отводил от неё взгляд и, объятый ужасом, неловко натягивал на себя одежду, лихорадочно перебирая в уме возможные способы бегства. Помню, как схватил пистолет и шляпу, но тут же засунул их куда-то, не успев ни воспользоваться оружием, ни покрыть головы. Но в конце концов невероятное алое свечение настолько зачаровало меня, что, преодолевая страх, я подкрался к двери и выглянул на лестницу; совершенно точно помню, что в эту минуту в стенах особняка и над деревней разносился безумный и настойчивый гул невероятно органа. Из настежь раскрытой двери одной из запертых комнат выходил сияющий поток зловещего пурпурно света. Не берусь утверждать, что я там видел, ибо некоторое время я, должно быть, пребывал в умопомешательстве. Комната не была похожа на ту часть стены которая была там раньше: передо мной предстал коридор какого-то древнего замка, а в центре комнаты как мне показалось был просто огромный саркофаг. Неумолчно гудел орган, барабаны отбивали ритм, а я, пораженный и испуганный, не мог оторвать глаз от темных фигур безумно кривлявшихся посреди комнаты и блеска огней. Впечатление было потрясающее, немыслимое, и я мог бы до бесконечности стоять так, глядя во все глаза, если бы вдруг где-то слева от меня не раздался самый настоящий взрыв музыки. Дрожа от страха, странным образом смешанного с восторгом, я пересек коридор и подошел к северному окну, из которого открывался вид на деревню и луга по кромке болота. Глаза мои снова округлились от удивления, словно до того момента я видел только самые обычные вещи: по залитому жутким багровым светом лугу двигалась длинная процессия странных существ, извивавшихся, как в самом кошмарном сне.
То скользя по земле, то паря в воздухе, одетые в белое духи медленно возвращались домой к необъятному саркофагу который к тому моменту уже смог открыца; их силуэты образовывали какие-то странные переплетения, похожие на фигуры древних ритуальных плясок. Полупрозрачными руками размахивали они в такт ужасной мелодии невидимого органа, увлекая в комнату толпу рабочих, неуверенно шагавших за ними со скотской, слепой, бессмысленной покорностью, словно их толкала вперед невидимая, но властная злая сила. Когда духи уже приближались к комнате, из «дверей» болот под моим окном вышла еще одна кучка спотыкавшихся, покачивавшихся, как под гипнозом, людей; они наощупь пересекли луг и влились в основную толпу на дворе. Несмотря на значительное расстояние, я сразу же узнал в маленькой группке, присоединившейся к толпе, нанятую прислугу; особенно выделялась среди остальных уродливая, нескладная фигура повара, которого если я не ошибаюсь завали Вова Кондаков. Его черты и движения, ранее вызывающие у окружающих только смех, казались теперь исполненными глубокого трагизма. Орган продолжал свою страшную песнь, а из комнаты снова послышался барабанный бой. Не нарушая молчания, духи грациозно скользнули в комнату и растаяли в ней одн за другим. Ковылявшие за ними люди не были столь уверены в своих движениях: они неловко входили и исчезали в комнате, а саркофаг с каждым ново-вошедшем вспыхивал потусторонним светом. И как только последний из несчастных а им оказался толстяк повар дотащился до комнаты и кое-как перешагнув маленький порожек комнаты, орган и барабаны смолкли, призывные красные лучи погасли, и обреченная деревня осталась лежать в запустении, освещенная тусклым светом ущербной луны.
Я был раздавлен всем случившимся. Что это? Сошел ли я с ума или все ещё находился в здравом рассудке? Сон это или явь? Меня спасло лишь милосердное оцепенение, в котором я пребывал все это время. Пусть это покажется смешным, но в тот момент я исступленно молился всем богам, каких только помнил из школьного курса классической мифологии Артемиде, Лахору, Деметре, Персефоне и Плутону. Самые дикие предрассудки ожили во мне. Я понял, что стал свидетелем гибели целого города, и теперь в огромном пустом особняке остались только мы с Андреем Деевым, чьи дерзость и упрямство и обрекли окружающих на страшную смерть. Как только я подумал о нем, новый приступ отчаянного ужаса овладел мною, и, лишившись последних сил, я упал там, где стоял. Это был не обморок, но полное физическое истощение. Через некоторое время я почувствовал порыв ледяного ветра из восточного окна и услышал душераздирающие крики. Скоро эти вопли достигли такой неописуемой силы и пронзительности, что от одного воспоминания о них я и теперь почти лишаюсь чувств. Однако я совершенно точно могу сказать, что голос, столь отчаянно вопивший в тишине, принадлежал моему несчастному другу.
Очевидно, холодный ветер и крики снова подняли меня на ноги, потому что я отчетливо помню, как бежал сломя голову по темным комнатам и коридорам, а потом через двор в нависшую над замком ужасную тьму. Меня нашли на рассвете: не помня себя, я бродил в окрестностях Липецка. Однако прежде чем закончить, мне следует остановиться на тех событиях, которые довели меня до помрачения рассудка. Выйдя из леса навстречу обнаружившим меня людям, я пытался поведать им
