Пока мой труд не завершен - Томас Лиготти
– Проект сделан в свободное от работы время, если тебя это заботит, – парировал я.
– Моя единственная забота, – ответил Ричард, медленно оглядывая всех остальных членов руководства за столом, – я бы даже сказал – моя главная забота… так вот, главная моя забота заключается в том, что идея нового продукта, которую ты предлагаешь, не особо бьется с тем, чем мы здесь все занимаемся. Не пойми превратно, меня вполне устраивает смелость, новаторство и все такое, но это… черт возьми, что это такое вообще?
– А что там невыполнимого? – кинулся я на защиту детища. – У нас есть рабочие, есть ноу-хау и производственные линии. Осталось только запустить процесс!
– Ты прав, – признал Ричард. – Но что-то я сомневаюсь… У кого-нибудь еще есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
– Это не наш масштаб, – сказал Перри.
– Определенно не наш, – поддакнул Гарри.
– Не уверена, что у нас есть персонал, необходимый для того, чтобы взяться за что-то подобное, – резюмировала Мэри.
– У меня все меньше людей берутся за новые проекты, – посетовала Кэрри.
– Согласно моим расчетам… – начал Барри, мгновенно растеряв все внимание нашей ограниченной аудитории. В какой-то момент в своем наполовину состоящем из жаргона монологе бизнес-аналитика он употребил термин «информационные вампиры» – который, сдается мне, был неологизмом его собственного изобретения. В конечном счете, конечно, он встал на сторону Ричарда, придя к выводу, что моя идея, в которую, как объяснил Барри, были встроены по крайней мере два, возможно – два с половиной, «аспекта», «не рассчитана на рычаги воздействия» и, увы, «не является ориентированной на клиента».
По обыкновению, Шерри не знала, что добавить к перечню критических замечаний, высказанных остальными, но, по крайней мере, она придумала фразу «сделай это быстрее, сделай это лучше, дешевле», что в данном случае могло означать отсутствие близости меж моим предложением и этим трехглавым идеалом.
К этому моменту я уже корчился в скрипучих недрах своего кресла, тряс головой в легком приступе ужаса и формировал в уме словечки, которые отказывались складываться в связные предложения. Затем, на короткое мгновение, словечки застыли, будто бетоном залитые – и посыпались из меня каменной крошкой:
– Вообще-то наша компания производит только то, что уже и так производила ранее, – другими словами, перевыпускает раз за разом продукт двадцатилетней давности.
– Это называется «стабильность», Фрэнк. Благодаря такому подходу у нас хорошая рентабельность – вот уже много лет.
– И что, так будет всегда?
– Послушай, – сказал Ричард, – мне нравятся все эти новые идеи, мозговые штурмы – я открыт для любых инициатив. Но сейчас, рассказывая о своем проекте мне и всем нам, ты будто о каком-то благословении просишь. Дела так просто не делаются, понимаешь ведь? Как насчет того, чтобы не рваться с места в карьер? Дай нам всем немного времени, чтобы все обдумать, – мы непременно вернемся к вопросу позже. Что скажешь?
– Добро, – сказал я, уверенный, что никто ни к чему возвращаться не будет.
– Прекрасно. – Ричард расцвел. – А теперь – к следующему пункту повестки дня…
И до конца встречи я старался не выдавать своих внутренних терзаний. Более того, я изо всех сил старался отвлечься от навязчивой мысли о том, что на мне схлопнулся капкан: что бы я ни предложил коллегии теперь, это будет отвергнуто; любой проект, который я подготовлю и положу на этот стол, зачахнет, как растение в горшке, которое не поливали слишком долго.
За окнами старинного конференц-зала туман медленно рассеивался, снова открывая обзор на реку и городской пейзаж, где мой разум блуждал среди сцен умиротворяющего упадка.
3
Страх, настоянный на неудаче, – гремучая смесь. Слишком увлеченный тем, что я считал гениальной новаторской идеей, своим «особым проектом», я никогда серьезно не задумывался о том, могли ли люди, чье одобрение я ценю больше всего, отвергнуть меня. Это был просчет, несомненно, огромных размеров. Оставшуюся часть утра я не мог ничего сделать, кроме как ругать себя за то, что дал этакого масштабного маху. Подумать только, я, руководитель своего подразделения, так оплошал на глазах у остальной верховодящей стаи – в их глазах я теперь не ровня им; не волк, а так, овца в плохо сидящей шкуре, пятно плесени, по форме напоминающее человека на том месте, где некогда был человек. «Ты слишком тяжело это воспринимаешь», – утешило одно из тех вторичных «я», которые имплантированы в каждого из нас и которые в таких случаях появляются на сцене, чтобы сыпать идиотскими клише, упражняясь в знании набивших оскомину народных мудростей. «По большому счету…», – начал было мудрый внутренний голос, но тут же я мысленно удавил его обеими руками, потому что:
а) нет никакого «большого счета»;
б) если бы он был, мы бы ни черта в нем не понимали и не значили, что печально;
в) сама идея «большого счета» – это что-то край-
не печальное и темное.
Когда Галилей представил свои выводы совету директоров Ватикана, он, по крайней мере, позаботился о том, чтобы вооружиться фактами, подтверждающими свою неудачную попытку разобраться с теми, кто поддерживал у масс неверное представление о «большом счете». Он принял опрометчивое решение поделиться тем, что знал, не с теми людьми – но, по крайней мере, он знал, что прав.
Я не имел ни малейшего представления о том, сколько стоит мой проект; ценность его заключалась исключительно в суждениях окружающих меня людей, особенно Ричарда. Для меня не имело значения даже то, что в маловероятном случае его принятия в высших сферах компании, он может принести реальную прибыль. Важно было только показать, что я мечусь ровно в ту же сторону, куда и все остальные кабанчики. Но меня слишком легко раскусили, ведь метался я неискренне, и копытца мои цокали далеко не в ногу с коллегами. А ведь я так усердно пытался это скрыть на собрании в то хмурое утро!
Если и существовал выход из подобной ситуации, то лишь один: просто последовать примеру Галилея и отказаться от своей нелепой идеи, своего особого плана. Как я вообще до чего-то подобного додумался? Ума не приложу. Я ведь прекрасно знал, чем подобает человеку на моей должности заниматься, – моя работа в компании не связана с какими-либо инновациями или проявлениями гениальности. С сего момента стоило одернуть себя, а если и проявлять инициативу, то лишь тогда, когда мне прикажут (а мне никогда никто не станет приказывать). Нужно говорить и делать лишь то, что от меня ждут. Ничего другого.
Мои мысли бегали по кругу, драматические отречения громоздились на плаксивые клятвы, и я даже не заметил, как массивная фигура Ричарда нарисовалась у
