За Гранью - Лев Астор
Ощупал лицо, прикинул заметность щетины. Показалось, что вполне сойдет. В конце концов, брился меньше суток тому назад. При всем желании до неприличия зарасти не сумеет.
Долго пил кофе, пытаясь выгнать из головы тяжелую муть. На второй чашке, взглянув на часы, решил, что пора.
Заспанный охранник пробормотал что-то вроде: «Ну нефига себе! Раньше только допоздна засиживались, а теперь еще и с утра! Нет, чтобы спать как нормальные люди…» и еще что-то, но Герасим, не дослушав, прошел в офис.
Пустые рабочие помещения у людей непривычных может создать странное впечатление.
Полумрак. Масса перегородок, из-за которых в течении рабочего дня видно далеко не всегда и не всех, становятся обиталищем теней и призраков тех, кто тут работал днем. И еще до них. За тонкими стенками мерещатся движения, шорохи разворачиваются и оседающих бумажных шариков в корзинках, едва уловимое гудение в спящих системных блоках и локальном сервере.
Пробравшись к рабочему месту, Герасим сел перед темным монитором, прикрыл глаза.
Дремота навалилась тяжелым мешком, придавила к креслу. Муть в голове всколыхнулась, затуманивая сознание.
В плечо чувствительно ткнули.
— Спишь на рабочем месте?
Глаза сами распахнулись. Яркий свет резанул по ним, заставил зажмуриться.
— Просыпайся, Гера, просыпайся! Сейчас начальник придет, спящим зад надерет.
Глаза болели и чесались, будто в них насыпали песка, открывались с трудом. Рядом стоял Вова, ухмыляясь во всю конопатую ряшку.
— Очнулся! — ухмылка стала еще шире.
Герасим представил себе эту улыбку, раздвигающуюся еще и еще, вздрогнул, затряс головой.
— Экий нервный ты сегодня, это точно не к добру, — прокомментировал Вова. — Отчет-то, тот самый, самый важный всю ночь что ли делал?
Герасим рассеяно кивнул.
— Не, погодь. Я же помню, что ты уходил. Решил вернуться или прям с утра пораньше? Иль вечеринку ты хотел застать тут? Тогда облом, мой друг, она была назначена сегодня.
Герасим неопределенно дернул плечами, предоставляя приятелю самостоятельно выбирать версии.
— Погоди-ка… — вид у Вовы стал загадочным.
Он повернулся в сторону Иришки, перевел взгляд на Герасима, потом уже озадаченно, снова посмотрел на Иришку.
— Так… Я думал, думал и я все понял, — заговорщицки зашептал он. — Это ж-ж-ж неспроста… Все-все, — Вова предупредительно вскинул руку. — Две тихони. Охренеть. Подробности расскажешь позже.
Не дожидаясь возражений и объяснений он удалился к своему месту.
Может ли быть кофе много?
Герасим пил третью чашку подряд. Даже с ней эффект был слабый. Бодрость не приходила. Казалось, наоборот, бурая жижа вызывала сонливость, а вместо прояснения в мыслях росла нервозность.
Блик от окна соседнего здания метнулся через все окно, ударил по глазам, заставил зажмуриться.
— Твою…
Герасим наощупь поставил кофе, потер лицо. Резь постепенно рассасывалась.
Приоткрыв веки, он заметил, как Иришка, непонятно когда появившаяся рядом, воровато поглядывая, прячет в кармашек маленькую блестящую фляжку. С легким сожалением, такая милая и алкоголик, Герасим залпом допил кофе.
Иришка неотрывно смотрела на него, будто ждала чего-то.
Он кинул одноразовую чашку в корзину. Повернулся. Она продолжала буравить его взглядом. Герасим подмигнул и направился к себе.
Иришка вытащила фляжку, скептически осмотрела на нее, проводила взглядом Герасима, и спрятала фляжку обратно.
Все-же кофе оказалось много. Значительно больше, чтобы можно было просидеть на месте больше часа, не испытывая неудобства.
Герасим не хотел смотреть в зеркала. Он и не смотрел. Почти пробежал расстояние до двери кабинки, хлопнул ею за собой, принялся избавляться от избытка жидкости.
По мере падения давления, он представлял себе, что выглядел, наверное, глупо. Бежит, постоянно закрываясь и отворачиваясь, бриться перестал. Если отпускать бороду, то тоже без зеркала не обойтись.
С этим надо было что-то делать.
Как когда-то, еще в детстве, читал у классика, идти нужно было туда, где страшно. Это было прямо за дверкой.
Герасим вышел из кабинки, пододвинулся к зеркалам так, чтобы отражаться только в одном.
Отражение признаков самостоятельности не проявляло. Стояло с хмурым растерянным видом, подозрительно смотрело из-за стекла на оригинал.
Герасим махнул ему. Отражение в точности повторило его действие. Также исправно показало язык и скорчило гримасу, отдаленно похожую на улыбку. Пара осторожных прыжков из стороны в сторону, включая неуклюжее приземление с поскальзыванием и размахиванием руками, точно повторились в зеркале.
Отражение вело себя в полном соответствии с учебником физики, почти забытым со школы. Естественно и научно. Без попыток корчить рожи или улыбнуться за оригинал.
Твердая рука, сжимавшая что-то в груди Герасима, потихоньку разжималась.
Мысленно поздравив себя с окончанием галлюцинаций, он повернулся к двери. В зеркале, в самом уголке глаза что-то сверкнуло.
Герасим замер, стараясь всмотреться.
В зеркале по-прежнему отражались белые кафельные стены в размазанных холодных бликах светодиодных светильников, такие же белые дверцы кабинок и фиолетовый край одной сушилки для рук. На фоне всего этого — отражение тощего парня с всклокоченными волосами, замершего на одной ноге. Парень что-то искал, шаря взглядом по пространству. Вид у него был глупый.
Ничего там не мелькало, не сверкало и не блестело.
Поставив ногу на пол, Герасим мысленно выругал себя, опять поворачиваясь к двери. В зеркале, на краю зрения сверкнул, на мгновение задерживаясь, тончайший волосок. Медленно, как при ловле особенно пугливой бабочки, Герасим повернул голову, следя краем глаза за блеском.
Волосок снова блеснул в зеркале. Герасим застыл.
Стараясь не шевелиться, не двигать глазом, он рассматривал едва заметную блестящую паутинку, тянущуюся от уха его отражения куда-то в глубину зазеркального пространства. От макушки тянулась такая же паутинка. И откуда-то из середины головы тоже.
При внимательном рассмотрении с очень медленными и осторожными движениями, такие паутинки обнаружились у рук и ног. Несколько тянулись от разных точек туловища, по несколько от поясницы и основания шеи. Похожие на струны, они крепились к отражению, делая похожим на марионетку, и исчезали в глубине того, что находилось за его спиной.
Герасим, следя за паутинками, медленно поднял руку и почесал нос.
За крошечное мгновение до того, как отражение пришло в движение, паутинки дрогнули. Будто кто-то тронул их. Как невидимый зрителям кукловод оживляет марионетку.
Приблизившись к стеклу настолько, что щекой почувствовал прохладу, Герасим повел рукой, ловя краем глаза знакомый радужный блеск. Паутинки за рукой отражения дрожали, натягивались, переливались, исчезая в дальних темных уголках отражения кафельного интерьера.
Кто-то в тех уголках копошился. Свет вокруг и глубина теней не давали разглядеть форму их обитателей. Сложно было предположить даже их размер. Но они определенно двигались. В их шевелении было что-то однообразно — размеренное, как в движениях паука, ткущего ажурную ловушку. Они то замирали, то снова начинали
