Ночь Хэллоуина - Александр Геннадьевич Ипатов
–Ну что, Серёжа, тебе понравился мультик? Ты ведь хочешь досмотреть его до конца, верно? А может…
(Нет, только не это. Господи боже, помоги…)
Его подушка была настолько мокрой от пота и слёз, что казалось, будто на неё надели только что выстиранную наволочку, которую даже не удосужились сначала просушить. Простыня накрепко прилипла к телу.
–А может, ты хочешь увидеть всё вживую? Ты ведь хочешь стать одним из нас?
Снизу под кроватью послышалось движение. Он почувствовал, как что-то толкает его в спину, словно из его кровати что-то пыталось вырваться наружу. Серёжа увидел перед собой силуэт. Сначала он был прозрачным, но затем стал обретать форму. Это была девочка лет пяти. На ней было голубое платье, высыпанное в белый горошек. Её коричневые волосы едва касались плеч, а за счастливой улыбкой скрывалась маленькая дырочка на месте молочного зуба. Её сверкающие глазки смотрели прямо на Серёжу. Они смотрели в его глаза, залитые слезами, под которыми виднелся ужас. Это был ужас страха, ужас негодования, неверия в то, что происходит. Он до сих пор не до конца осознавал, реальность всё это или сон.
–Неужели я для тебя недостаточно реальна, Серёженька? Так пойдём со мной, и ты сам всё увидишь! Нас там много! И мы все ждём тебя! Как же весело нам будет в твоей могиле!
Вдруг он увидел, что её глаза стали увеличиваться. В них больше не было той детской невинности, той искорки, которою они сверкали. Они стали абсолютно пустыми. Чёрными, как бездна. И две эти бездны по-прежнему смотрели на него, в его глаза. В волосах девочки появилась грязь, земля, из которой выползали жучки и черви и падали на детские плечики, такие же грязные. Её бледные ручки, местами синюшного цвета, с ногтями, забитыми землёй, потянулись к его лицу.
–Не бойся, Серёжа. Я лишь хочу вытереть слёзы с твоих глаз. Ведь слёзы ни к чему, верно?
Это был всё тот же детский голос, но немного хриплый, словно в её горле что-то застряло.
(Земля. Жучки и черви…)
Серёжа почувствовал, как его щёки обдало холодом, словно к ним приложили лёд. Это были детские ручки. Теперь он увидел, что они были не только бледные и синюшные, с грязью под ногтями. Местами на них виднелись гнойные раны, из которых то и дело выползали маленькие черви и жучки. И этот невыносимый запах. Запах гниющего мяса. Казалось, что он лежал рядом со свалкой, на которой гнили тонны человеческой плоти.
–Вот так, Серёженька. Слёзы ни к чему!
На этот раз её голос прерывался каким-то бульканьем, словно она чем-то давилась. Он увидел, как её лицо стало приближаться к нему. Её бледные губы стали вытягиваться и из них посыпалась земля. Запах усилился. Серёжа почувствовал, что хочет закричать, что есть мочи, но не может. Его тело было всё так же неподвластно ему, он не мог издать ни звука. Он лежал, словно парализованный ядом гигантского насекомого или змеи, и ожидал своей участи. Всё, что ему оставалось – это наблюдать за тем, как бледно-синюшное, запачканное грязью лицо и две огромные бездны приближались к нему.
–Дай-ка я тебя поцелую, Серёжа!
Казалось, что в этот момент ужас, поедающий его изнутри, достиг своего предела. Этот голос больше не был детским. Это был мужской, хриплый, булькающий голос. Любой, кто смотрел по телевизору ужастики, понял бы, что он принадлежал мертвецу, только что вылезшему из своей могилы. Слёзы из глаз Серёжи полились ручьём. Он чувствовал, как сжимается его горло, из которого пытались вырваться крики и рыдания. Детские ручки, холодные, как лёд, с гнойными ранами и ползущими из них червями, обхватили его шею. Он почувствовал, как его горло сжалось ещё сильнее. Через какое-то мгновение Серёжа понял, что воздух перестал поступать в его лёгкие, он больше не мог дышать. Из его глаз перестали течь слёзы. Подушка и всё постельное бельё вдруг стало сухим, они больше не липли к его телу. В комнате, в которой и без того была кромешная тьма, стало темнеть окончательно.
–До встречи, Серёжа. Мы скоро увидимся!
(Мама…)
В комнате (в комнате?..) раздались душераздирающие детские крики, вопли, чьи-то рыдания, мольба о помощи (мама…).
–Нам всем так весело в твоём гробу! В твоей могиле!
Запах гниющей плоти вновь пронзил его ноздри. Он почувствовал, как его тело холодеет, становится таким же ледяным, как ручки той бледно-синюшной девочки. Крики усиливались, с каждой секундой они становились всё громче, они буквально оглушали его. Серёжа больше не мог ни о чём думать.
И вдруг всё затихло. Теперь он слышал лишь собственные всхлипывания. Тихие, почти беззвучные. Подушка под его головой вновь стала мокрой, как и всё постельное бельё. Но он по-прежнему ничего не видел, была абсолютная темнота. Но оказалось, что он просто лежал с закрытыми глазами. Открыл. Пошевелил пальцами. Пошевелил руками, повернул голову, увидел свой шкаф с плакатами «Linkin Park», «Imagine Dragons» и «Twenty One Pilots», рядом с ним зеркало, а под ним школьный рюкзак. Он снова мог шевелиться. Его тело больше не было парализовано.
(Мама)
Как только он смог пошевелить своим телом, он тут же вскочил с кровати и, с грохотом споткнувшись обо что-то тяжёлое, но быстро поднявшись, помчался к выключателю…
И лишь сидя на подоконнике, он задумался, обо что же он мог споткнуться? Оно было холодное, словно его достали… из-под земли? По ощущениям казалось, что оно было сделано из дерева. Или?.. Земля? На нём была земля? Но, так и не сумев ничего разглядеть на полу, слегка освещаемом подсветкой телефона, Серёжа решил, что самое верное решение сейчас – это пойти умыться, а затем пойти к маме и сказать, что ему приснился страшный сон, и он хочет лечь с ней. И, осознав, что он действительно прямо сейчас может всё это сделать, даже, пожалуй, удивившись тому, как это легко, он буквально подскочил с подоконника и радостный пошёл в ванную комнату. Включив в ней свет, он медленно, чтобы не скрипеть, открыл дверь и вошёл.
Его руки и лицо вновь ощутили прохладу, почти ледяную. Но больше это его не пугало, ведь это была вода. Всего лишь вода из крана. Он
