Чудо - Бентли Литтл
— Что это? — спросил он ее.
— Это фляга, которая превращает воду в молоко.
Она полезла в свою огромную сумочку и достала зеленую армейскую флягу. Поколебавшись, она протянула ее Оуэну через кофейный столик. Фляга оказалась полной. Положив руку на крышку, он вопросительно посмотрел на нее. Она кивнула, и Оуэн отвинтил крышку.
Молоко.
Она снова ободряюще кивнула. Оуэн поднес флягу к губам и отпил. Молоко было холодным и вкусным.
— Где ты ее нашла? — спросил он.
— Однажды утром я проснулась, а она лежала на подушке рядом со мной.
Оуэн кивнул.
— Я тоже свой камень нашел утром.
Она заплакала, вытирая глаза.
— Я думала, я единственная. И когда я услышала о вас, я была так рада. Когда я узнала, на что она способна, я поняла — это чудо, но от того, что я ее получила, я не чувствовала себя счастливой, я была несчастна. Я думала, что я проклята. Я жила с этим пять лет, держала все в секрете и никогда никому не рассказывала об этом, — она шмыгнула носом. — Я не знала, что мне делать. Я не знала, что все это значит. Я этого не понимала.
Он обошел кофейный столик, сел рядом с ней и успокаивающе обнял ее за плечи.
— Мое чудо тоже никто не понимает, — сказал он. — Вот почему все так злы, расстроены, напуганы. Чудеса должны быть… Я не знаю. Указателями что ли, ну или чем-то подобным. Указующими знаками к истине. Они должны подкреплять веру в то, что сказано в Библии, что-то типа того, — он приподнял ее подбородок, заглянул в глаза. — Но наши этого не делают.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Нет, они этого не делают.
— Но это ничего, — сказал он ей. — Это нормально.
Позже она разрешила ему испытать чудо. За обедом он выпил все молоко из фляги, а затем подставил ее под кран в кухонной раковине. Вода заливалась через открытую горловину и мгновенно превращалась в молоко. Не нужно было обратно закручивать крышку, не нужно было встряхивать ее, вообще ничего не нужно было делать. Как только вода поступала во флягу, она сразу же превращалась в холодное свежее молоко.
Он пробовал с холодной водой, теплой водой, горячей водой, с водой из раковины, из аквариума, из унитаза, но результат всегда был один и тот же.
Это было чудо.
Он сказал Нэнси, что она может остаться с ним, и оставаться столько, сколько захочет, и хотя она сначала отказалась, сказав, что не хочет причинять ему неудобства, в конце концов согласилась.
Он ждал неизбежного продолжения, полчища странных людей со своими собственными чудесными предметами, которые нагрянут к нему на порог и будут навязывать ему свои чудеса, но они так и не появились.
Была только Нэнси.
То его первоначальное впечатление о ней, которое камень создал во время первого сеанса пения, было ошибочным. Она ни в коем случае не была обычной. На самом деле она обладала редким видом красоты, не заметной на первый взгляд, но которая постепенно раскрывалась с увеличением экспозиции, точно так же, как его понимание оперы улучшалось с каждым повторным прослушиванием.
Она осталась. День, неделя, две недели. В их совместном проживании не было никакой неловкости, ни у кого из них не возникало ощущения навязчивости; они хорошо ладили друг с другом. Он считал, что ему комфортно, когда она рядом, и это казалось естественным, абсолютно нормальным. Не установив никаких правил, даже не обсудив это, они разделили роли и обязанности, гармонично дополняя друг друга. Днем он, как всегда, работал на ранчо, а она приводила в порядок дом, убирала комнаты, копалась в саду, привнося в его мир то, что когда-то называлось "женской рукой". По вечерам, попивая молоко, они сидели и слушали, как поет им камень.
Осенью они перебрались из двух спален в одну, и снова такое развитие событий казалось совершенно естественным; без каких-либо обсуждений, без каких-либо серьезных изменений в ведении домашнего хозяйства. Однажды вечером он просто сказал, что устал и собирается лечь спать, и вместо того, чтобы пойти в свою комнату, она последовала за ним в его спальню.
Она решила, что хочет рассказать миру о своем чуде, но он сомневался, что это хорошая идея. Это было ее решение, и он был готов поддержать любой ее выбор, правда после неоднозначной реакции мировой общественности на его камень, он не был уверен, как люди воспримут наличие двух чудес в одном доме. Они будут завидовать, уделять им повышенное внимание, объяснял он. Но в тоже время его дурная слава уже поутихла, и он сказал ей, что если она действительно хочет почувствовать себя знаменитой, он будет поддерживать ее во всем.
Неоднократно они обсуждали эту идею — это была почти ежевечерняя тема для разговоров, — но в конце концов она решила отказаться от этой затеи. До того, как они встретились, у нее даже мыслей не было поделиться своей флягой со всем миром, и Нэнси пришла к выводу, что, пожалуй, пусть все так и остается. Если бы ее чудо хотело быть знаменитым, если его предназначение — всемирная известность, оно бы появилось у кого-нибудь другого, а не у нее, у кого-нибудь более колоритного, более общительного.
Она прижалась к нему на кровати.
— Я просто хочу знать, что оно означает. Я просто хочу знать его цель.
— Я до сих пор не знаю, какова цель моего чуда, — заметил он.
— Это точно.
— Возможно, мы никогда этого не узнаем.
Она не ответила, притихнув рядом с ним, и они заснули в объятиях друг друга.
Прошло несколько месяцев с момента последней газетной или журнальной статьи о камне. Правда, периодически упоминания о чуде все-таки всплывали на телевидении в виде сюжета ситкома или случайных заметок в новостных программах. Коллективная память американской публики достаточно короткая. Казалось, всем станет значительно легче и спокойнее, если позволить чуду погрузиться в небытие, забыть, что вся эта непонятная диковина вообще когда-либо происходила.
Тем не менее, чудо не было полностью забыто. Перебирая конверты, под доносящиеся из комнатушки своеобразное икающее пение из оперы "Атлас" Мередит Монк, Оуэн открыл последнее письмо, содержащее очередные угрозы.
В нем утверждалось, что камень
