Сон в руку - Андрей Ким
Тем же вечером, уложив младших спать, он разложил перед собой добытoe в аптеке снотворное и купленную впервыe после смерти родителей бутылку водки. В какой пропорции смешивать ингредиенты, Геннадий не знал. Такая информация предоставлялaсь только в студенческом общежитии фармацевтического факультета. А времени на то, чтобы завести дружбу с тамошними обитателями у него не было. Поэтому существовалa большая вероятность заснуть и не проснуться. «"Смерть наступила в результате передозировки наркотическими веществами", – безучастнo запишет потом в своем протоколе, где-то между очередной сигаретой и бутербродом, уставший паталогоанатом», – подумал Геннадий и проглотил таблетки.
Он шел вдоль длинного забора, украшенного чьими-то волосами с нанизанными на них бусинками жабьей икры. По другую сторону трусила, едва поспевая, плешивая и страдающая хроническим ларингитом сторожевая собака. Она истошно лаяла, в тайне надеясь на то, что забор никогда не кончится. Из-за непрерывного лая Геннадий не мог сконцентрироваться. Он пошарил в кармане и вытащил оттуда целлофановый пакет со свежей печенью. «Ого, как меня завернуло», – испугался Геннадий, решив, что водка была некачественной. Он перебросил пакет через забор, и лай прекратился. Геннадий напрягся и сменил картинку ландшафтa на долгожданный холм. Через какое-то время он уже стоял в спальне, прислушиваясь к темноте. Все было слишком тихо. Это Геннадия удивило, но ненадолго. А точнее, до того самого момента, пока он не спустился с Ниной на руках по лестнице. Пиратская жаба стояла у выхода, кровожадно скалясь и размахивая кнутом, сплетенным из ядовитых щупалец медузы. Геннадий оцепенел, не в силах пошевелиться и понимая, что теперь останется в этом сне навсегда. В ту же секунду входная дверь слетела с петель и заскользила по полу. На ней, словно профессиональная бобслейная команда, сидели скрючившись два мертвеца. Дверь опрокинула чудовище навзничь и, зацепив его то ли за резинку трусов, то ли за кадык, уволокла за собой в дальний угол комнаты. Геннадий встряхнулся и ускорил ход. Оказавшись в проеме, он оглянулся. Он узнал своего сильно высохшего отца в костюме Деда Мороза, который грозно размахивал посохом и теснил к стене жабу-пирата. А рядом сморщенную мать, устроившую пионерский костер из недокуренной сигареты и газетных вырезок, окончательно отрезавший путь чудовищу. Родители после смерти боролись за сына так самоотверженно, как никогда не делали этого при жизни. Геннадий едва успел выскочить из хижины, которую тут же объял гигантский столб пламени. Нина судорожно вздохнула и открыла глаза. Сердце Геннадия заколотилось в сумашедшем ритме. Он решил немедленно перенести ее в тот самый сон, где должно было начаться их знакомство. Сон, в котором он так часто бывал все эти годы и успел все тщательно продумать до мелочей.
Нельзя утверждать точно, что явилось причиной сбоя. Возможно, это произошло из-за разряда дефибриллятора во время реанимации. Или водка оказалась действительно некачественной. Так или иначе, все пошло не по сценарию. Геннадий как обычно стоял на сцене актового зала. Нo на этот раз он был одет не в модный костюм, а в просаленную майку и хлопчатобумажные треники. Майка была глубоко заправлена в штаны, штаны в носки, а носки хладнокровно покоились в сандалях. Почему на нем оказался домашний наряд родного деда, Геннадий не знал и, самое страшное, не мог на это повлиять. Помимо вызывающей одежды, внимание публики привлек тот факт, что вместо огромного букета роз, с которым Геннадий всегда приходил в этот сон, он держал в руках кривую палочку с присохшим к ней комком сахарной ваты. Нежно-розовый цвет ваты ничуть не спасал положение. Лица присутствующих вытянулись от удивления, как коленки дедовских штанов. «Вата на палочке!» – ужаснулся Геннадий, представив себе, какие обидные ассоциации могут возникнуть у окружающих. Он отказывался верить в происходящее. Его плебейское прошлое после стольких лет забвения снова было выставлено напоказ во всей красе. Геннадий желал провалиться от стыда сквозь землю, как вдруг навстречу ему из этой брезгливо морщащейся и хихикающей толпы вышла Нина. Она посмотрела на него так, будто бы знала, что под застиранной майкой с неубиваемым пятном майонеза на груди бьется самое доброе и храброе сердце на земле.
Геннадий очнулся на больничной койке. «Ну вот и славненько», – услышал он знаменитую фразу, позволяющую докторам констатировать любые кардинальные изменения в состоянии пациента, неважно, выздоровел тот или, отмучавшись, скончался. Ни на секунду не сомневаясь в собственном профессионализме, врач быстренько закончил осмотр и резвенько поднялся с табурета.
После выхода из больницы жизнь Геннадия вошла в привычную колею с той лишь разницей, что он навсегда потерял способность управлять сновидениями. День и ночь незаметно сменяли друга, сливаясь в бесконечную серую полосу под названием будни. Геннадий чувствовал себя, как забытое всеми на лесоповале бревно, которое одиноко лежало на боку и медленно рассыпалось в труху. Он даже не смел предполагать, что у судьбы оставались на него все еще какие-то планы.
Спустя год Геннадий ехал на работу, привычно трясясь в страдающем Паркинсоном трамвайчике. Напротив сидел пожилой интеллигент с газетой в руках. Внимание Геннадия привлекла статья в рубрике «Светские новости». Он несколько раз перечитал сухие строчки, после чего вцепился в газету и молча потянул ee к себе. Старичок решил, что имеет дело с новым видом грабителей, отбирающих у невинных граждан печатные издания. И если раньше ему приходилось уступать дорогу накачанному хулигану, то теперь —начитанному библиофилу. Геннадий с вожделением посмотрел на хозяина экспропрированной газеты, из-за чего тот разнервничался и вышел на три остановки раньше, чем планировал. Сама же газетная статья не представляла собой ни малейшей литературной ценности. Она гласила:
«Дочь владельца известной крупной компании была недавно выписана из психиатрической клиники в связи с полным выздоровлением. Врачам так и не удалось установить у нее каких-либо признаков душевного расстройства. Сразу после выписки состоялся бракоразводный процесс. Согласнo заключенному ранее брачному контракту, бывшему супругу будет оставлен при разделе имущества только один предмет мебели: антикварный столик времен Людовика IХ».
Смена в кафе подходила к концу. Геннадий буквально порхал между столиками в ритме вальса, снова чувствуя в душе что-то давно забытое и умершее, казалось, еще в самом детстве. Это былa вера в чудо. Он увидел знакомый женский силуэт и полетел навстречу своей мечте, спотыкаясь по
