Марк Ньютон - Книга превращений
В ее жизни вот-вот должен был наступить переломный момент: что толку оставаться в цирке, который больше не может странствовать? Теперь, когда на дворе Мороз, люди и на улицу лишний раз носа не высунут, не говоря уже о том, чтобы податься куда-нибудь на окраину Вилтрииба, города, по своим размерам сильно уступавшего Виллджамуру. Астли выбрал его потому, что Вилтрииб был транспортным центром острова Джокулл: к нему сходились и из него же расходились все пути – грязные, разбитые грунтовые дороги. Даже сейчас, в Мороз, торговцам и путешественникам было не миновать Вилтрииба. Недавно Астли «отпустил на свободу» половину своей труппы, но сборы были так малы, что на них трудно было прокормить оставшихся. Кое-кого из девушек даже продали в проститутки, или в «услужение», как он предпочитал это называть. Лан работала у Астли уже не первый год, но до сих пор не была уверена, знает он что-нибудь о ее истинной природе или нет, – слава Бору, ей хотя бы не приходилось унижаться.
«Все страдают, нечего тут ныть».
Астли неустанно твердил, что развлечения нужны людям всегда, даже во время Оледенения, – может быть, даже больше, чем раньше, надо ведь как-то отвлечься от происходящего. «Может, поэтому он и ввел в программу танцовщиц», – с отвращением подумала Лан. «Крошки Астли» уже несколько недель вертели задами и задирали и без того короткие юбчонки в перерывах между номерами, разогревая толпу и смягчая жестокие сердца критиков. Потные, немытые мужики заполняли передние ряды зала и пускали слюни, глядя на корчи полуголых танцовщиц.
«Так вот, значит, как унижают свое достоинство женщины? – думала Лан. – Вот что значит для женщины преуспеть и сделать карьеру на Джокулле, самом просвещенном острове империи? В самых диких племенах мужчины и то проявляют больше уважения к своим женщинам».
Зарокотали в отдалении барабаны, звякнули цимбалы, понесся приглушенный вопль толпы: прямо над ее головой по арене гарцевали «крошки Астли» в умопомрачительно-откровенных нарядах. Нет, девушки были, безусловно, хороши собой и старательно вертели задами, не обращая внимания на свист и мяуканье из зала. Примитивный инстинкт заставлял Лан желать столь же одобрительного внимания, хотя она прекрасно знала, что, если ее тайна раскроется, ей тут же и конец.
Голоса она услышала раньше, чем увидела самих посетителей, которые приближались к ней, неуверенно шаркая по темному коридору. Теперь кто угодно мог спуститься вниз и осмотреть рабочие помещения цирка – на что только не пойдешь ради денег. Вел их, как обычно, сам весельчак Астли в дурацкой шелковой пелерине, со щербатой ухмылкой от уха до уха.
Папаши и мамаши приводили своих отпрысков поглазеть на гибридов, о которых ходило столько слухов. Детишки всех возрастов потешались над экзотами: химерами, кроносами и тысячеглазыми куятами; здесь, в цирке Астли, можно было увидеть тварей, которые, как говорили, водились только в мифах. Для Астли они были всего-навсего уродами, легким заработком, но Лан искренне жалела мутантов, чувствуя свое с ними сродство.
Они не виноваты в том, что ни на кого не похожи.
Нет никакой вины в том, чтобы не быть похожим на других.
Лан со злостью глядела на зевак, пока те глазели на гибридов в клетках. Астли взглянул на нее, прищурился и оттолкнул в сторону:
– Ты, свинья, твое дело готовиться к своему номеру, а не прохлаждаться тут с этими уродами.
Лан отпрянула и прошептала:
– Простите.
– Я тебе не за «простите» деньги плачу, – зашипел на нее костлявый замухрышка. – Не будешь слушать – сдам тебя в бордель в аренду. Марш к себе переодеваться.
Лан молчала, стараясь не встречаться взглядом с его выпученными, белесыми глазами маньяка, не видеть его крючковатого носа, пятнистой старческой кожи. Он умел быть особенно жестоким с женщинами – как физически, так и морально, – и Лан неизменно поражалась тому, как женщины привыкают к унижениям и дурному обращению, причем настолько, что совсем перестают возражать и даже не пытаются защититься.
Астли снова вернулся к своим гостям:
– Дамы и господа, внимание: сатир! Нижняя часть тела козлиная, верхняя – человеческая. Поглядите на его рога! Говорят, он неравнодушен к вину…
Лан повернулась и зашагала прочь, сначала вниз по каменным ступеням, затем через лабиринт узких коридоров под ареной, куда доносились приглушенные возгласы толпы. Навстречу ей не попался почти никто из артистов. Только Йак, метатель ножей, у кого всегда находилось для нее доброе слово и кто неизменно безуспешно пытался завязать отношения с кем-нибудь из женщин труппы, когда был пьян. Два гладиатора, Претт и Далоин, блестя намасленными торсами, сжимая в могучих руках короткие мечи, ждали своего выхода. Под конец вечера они обычно изображали смертельную схватку с кем-нибудь из гибридов, а в свободное от выступлений время перещупали уже добрую половину «крошек Астли» по темным углам под ареной. Похоже, что в свободное от работы время артисты только и делали, что пили да трахались, но Лан лишь время от времени прибегала к одному из этих средств забвения, боясь, что обращение к другому может стоить ей жизни.
Пройдя мимо гладиаторов, Лан вошла в гримерную, затворила дверь и позволила себе на миг расслабиться в тишине. Выступления перед публикой утомляли ее, как и вообще необходимость быть среди людей. Только здесь, в тишине и одиночестве, она успокаивалась и восстанавливалась.
Всюду в комнате валялась разбросанная одежда. Облезлые от старости туалетные столики были завалены пошлыми рисунками, безделушками и костюмной бижутерией. Зеркала множили истекающие мягким светом цветные шары фонарей, придавая комнате видимость глубины и бесконечности. С непрозрачной ширмы для переодевания свисали похожие на удавов пестрые шарфы, сброшенные впопыхах трусики и сорочки, на полу сапоги на высоких каблуках перемешивались с фляжками для спиртного. В воздухе еще не развеялся аромат духов.
Лан делила гримерку с парой других артисток – не идеальный для нее вариант, конечно, так как возникали… сложности, но она все же считала, что ей повезло: значит, ее принимают за женщину. Каждый вечер ей приходилось улучать момент, когда ее товарки выйдут или присядут отдохнуть, прежде чем пройти за ширму и начать переодеваться в свой костюм. Как ее до сих пор не раскусили, было загадкой для нее самой. Девушки часто поглядывали на нее с подозрением, насмехались над ней из-за ее роста. Иногда они вдруг принимались выспрашивать, когда у нее были последние месячные, и Лан, чтобы как-нибудь нечаянно не ошибиться в числах, мысленно подстроила свой цикл к циклу одной из насмешниц. Артисты цирка часто перемывали друг другу косточки и редко говорили о других что-нибудь хорошее, что совсем не походило на то чувство общности, которое ожидала найти тут Лан. Конечно, у страха глаза велики, но она была уверена, что товарки начинают сплетничать о ней, стоит ей отвернуться.
С арены докатился гулкий рев. До ее выхода оставалось совсем немного, всего минут тридцать. Она торопливо переоделась – простое темно-синее трико в обтяжку, теплое и не стесняющее движений одновременно. Сегодня у нее сначала канат, а под конец пара минут на трапеции.
Спохватившись, что времени осталось уже совсем мало, она выскочила из гримерки, повернула за угол и понеслась наверх, перемахивая через две ступеньки за раз, – и вдруг замерла на полушаге, едва не налетев на незнакомца, который стоял, уставившись на клетки с гибридами.
На нем было несколько слоев одежды кремового цвета, объемный капюшон оставлял видимым лишь щетинистый подбородок.
– Вы заблудились? – спросила его Лан.
– Все они, попросту говоря, чепуха на постном масле, – объявил незнакомец, обводя рукой клетки с гибридами. – Генетические уроды, только и всего. Сбои природных механизмов. Они не настоящие гибриды.
– Что, простите? – удивилась Лан.
– Я говорю, что ваше знаменитое фрик-шоу нисколько меня не впечатляет.
Его акцент поразил ее своей необычностью, хотя он и говорил сердито, да и его жесты, если приглядеться, тоже производили впечатление наигранности и чрезмерности.
– А, вы хотите получить назад деньги, – догадалась Лан. – Сомневаюсь, чтобы Астли…
– Деньги не имеют для меня значения, – перебил он ее. – Я приехал сюда изучать гибридов – любоваться новыми существами, искусно созданными из двух или трех других методами сращивания встык и привоя. И что же я нахожу здесь? Фальшивых уродов, таких, что и в природе встречаются получше. Да я своими руками могу понаделать таких тварей, что любо-дорого поглядеть.
Лан вдруг овладело любопытство.
– Значит, вы делаете гибридов?
– Мое имя Кайс, я из ордена Хирургиены, – объявил он с гордостью, все еще не сводя с бедных уродов презрительного взгляда.
«Культист», – подумала Лан.
– А что у вас за специальность… медицинская? Мне показалось, вы сказали «хирургия».
