Стивен Кинг - Под Куполом
Кто-то здесь дышал.
Да, конечно. Я здесь дышу.
И однако у него сложилось ощущение, что он слышал еще чье-то дыхание. Причем не одного человека. Нескольких. И вроде бы Ренни знал, что они за люди.
Это нелепо.
Да, но один из дышавших стоял за диваном. Второй — в углу. Третий — в трех футах перед диваном.
Нет! Прекрати немедленно!
Бренда Перкинс за диваном. Лестер Коггинс в углу, со сломанной, отвисшей челюстью.
А перед диваном…
— Нет! — вырвалось у Большого Джима. — Это ерунда. Это чушь!
Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на долгих вдохах и выдохах.
«У тебя здесь хорошо пахнет, папа, — обратился к нему стоящий перед диваном Младший. — Совсем как в кладовой. Пахнет моими подружками».
Большой Джим закричал.
«Помоги мне, брат, — заговорил лежащий на полу Картер. — Он сильно порезал меня. И застрелил».
— Хватит, — прошептал Большой Джим. — Я ничего этого не слышу, так что хватит. Я считаю вдохи. Я успокаиваю свое сердце.
«Бумаги все еще у меня, — заверила его Бренда Перкинс. — И множество копий. Скоро они будут развешаны по всем телеграфным столбам города, как Джулия сделала с последним номером газеты. Будь уверен, испытаешь ты наказание за грех твой, которое настигнет тебя. Книга «Числа», глава тридцать вторая».
— Тебя здесь нет!
Но что-то — по ощущениям, палец — прошлось по его щеке.
Большой Джим закричал снова. Атомное убежище заполняли мертвецы, которые без труда дышали спертым воздухом и легко двигались. Даже в темноте он мог разглядеть их бледные лица. Мог видеть глаза своего умершего сына.
Большой Джим вскочил с дивана, принялся молотить черный воздух кулаками:
— Пошли прочь! Все пошли от меня прочь!
Он бросился к лестнице, споткнулся о нижнюю ступеньку. На этот раз ковер удар не смягчил. В глаза закапала кровь. Мертвая рука погладила его по затылку.
«Ты меня убил». — Только со сломанной челюстью у Лестера Коггинса получилось: Ы-ы-ы ме-е-е у-у-у.
Большой Джим взбежал по лестнице и навалился на дверь своим немалым весом. Она открылась, отталкивая обгоревшие доски и свалившиеся кирпичи. Открылась достаточно широко, чтобы Большой Джим смог в нее протиснуться.
— Нет! — проревел Большой Джим. — Нет, не трогайте меня! Не смейте прикасаться ко мне!
Темнота среди руин муниципалитета не слишком отличалась от темноты атомного убежища, но одно различие было, и существенное: здесь воздух не годился для дыхания.
Большой Джим это осознал на третьем вдохе. Его сердце, и так перегруженное последними резкими телодвижениями, подпрыгнуло к горлу. И на этот раз там и осталось.
Большой Джим внезапно почувствовал, что его ударили в грудь чем-то тяжелым, вроде как мешком, наполненным камнями. Он попытался вернуться к двери, пошатываясь, словно человек, идущий по глубокой жидкой грязи. Он попытался протиснуться в щель, но на этот раз застрял. Ужасный звук вырывался из его раззявленного рта:
— А-А-А-А-А-А-А, покорми меня, покорми меня.
Он покачнулся, второй раз, третий: вытянул руку в последней надежде на спасение.
В темноте его руку погладила чья-то рука.
— Па-а-апа, — проворковал голос.
16
Кто-то потряс Барби за плечо перед тем, как занялась заря воскресного утра. Просыпался он с неохотой, кашляя, инстинктивно повернулся к Куполу и стоящим за ним вентиляторам. Когда приступ кашля стих, посмотрел, кто его разбудил. Джулия. Ее волосы висели патлами, щеки горели от температуры, но глаза оставались ясными.
— Бенни Дрейк умер час назад.
— Ох, Джулия. Господи. Так жаль. — Он не говорил, а хрипел, едва узнавая собственный голос.
— Я должна добраться до коробочки, которая создает Купол. Как мне туда попасть?
Барби покачал головой:
— Даже если ты сможешь что-нибудь сделать, она на гребне, почти в полумиле отсюда. Нам не хватает дыхания, чтобы добежать до автофургона и микроавтобуса, а они в каких-то пятидесяти футах.
— Есть способ, — раздался чей-то голос. Они оглянулись и увидели Сэма Вердро. Он курил последнюю сигарету и смотрел на них трезвыми глазами. Он и был трезв, совершенно трезв, первый раз за восемь лет. — Есть способ, — повторил он. — Я вам покажу.
Носи его дома, он будет выглядеть как платье
1
В половине восьмого утра они все собрались в кучку, даже убитая горем, с красными от слез глазами мать Бенни Дрейка. Элва Дрейк обнимала за плечи Элис Эпплтон. От веселья и живости девочки не осталось и следа, а, когда она дышала, из узкой груди вырывались хрипы.
Когда Сэм закончил, наступила тишина… если, разумеется, не считать нескончаемого рева вентиляторов.
— Это безумие, — первым высказался Расти. — Вы умрете.
— А если останемся здесь, выживем? — бросил Барби.
— Зачем вообще и пытаться? — пожала плечами Линда. — Даже если идея Сэма сработает и вы сумеете…
— Я думаю, сработает, — вставил Ромми.
— Разумеется, сработает, — кивнул Сэм. — Парень, которого звали Питер Бергерон, рассказал мне об этом вскоре после большого пожара в Бар-Харборе в сорок седьмом. И при всех своих особенностях лжецом Пит не был.
— Если и сработает, то к чему все это? — настаивала Линда.
— Потому что это единственное, чего мы не попробовали, — ответила Джулия. Теперь, когда она приняла решение, а Барби сказал, что поедет с ней, женщина совершенно успокоилась. — Мы не пытались умолять.
— Ты рехнулась, Джулия. — Тони Гуэй покачал головой: — Думаешь, они услышат? А если и услышат, то послушают?
Джулия повернулась к Расти:
— В тот раз, когда твой друг Джордж Лэтроп жег муравьев живьем через увеличительное стекло, ты слышал, как они умоляли этого не делать?
— Муравьи не могут умолять, Джулия.
— Ты же сказал: «Мне пришло в голову, что у муравьев тоже может быть своя жизнь». Почему это пришло тебе в голову?
— Потому что… — Он не договорил, пожал плечами.
— Может, ты их услышал, — предположила Лисса Джеймисон.
— При всем моем уважении, это полнейшая чушь, — не выдержал Пит Фримен. — Муравьи — это муравьи. Не могут они умолять.
— Но люди могут, — заметила Джулия. — И разве у нас нет своей жизни?
На это никто не ответил.
— И что еще мы можем попробовать?
За их спинами заговорил полковник Кокс. Они все про него забыли. Внешний мир и его обитатели теперь не имели к ним никакого отношения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});