Вадим Шарапов - Командир Особого взвода

– Да! – я слышал этот вопрос уже несчетное количество раз, и теперь не сдержался. – Сколько можно-то, товарищ капитан? Чего вы из меня врага лепите? Ошибся, давно это признал, и готов вину искупить. Но не враг я! Та дорога разведкой на сто раз была проверена, в тылу находилась… – тут голос у меня сорвался, я захрипел как подстреленный и замолчал, глотая воздух.

– Успокойтесь, – не было в голосе у Меркулова ни гнева, ни раздражения. Вообще ничего не было, словно и не человек. – Продолжим…

– Предлагаю малость повременить.

Голос прозвучал прямо за моей спиной. От неожиданности я дернулся и привстал. Кто-то вошел в кабинет так незаметно, что даже скрипучая дверь не издала ни шороха. Меркулов вскинул голову и впервые я увидел на его сухом лице тень эмоций – досады, и… опасения?

Должно быть, мне показалось. Тем временем, человек обошел меня и встал сбоку от стола. Щурясь от света лампы, я все-таки сумел его разглядеть. Среднего роста мужчина – крепкий, жилистый, со светлыми волосами и простецким, неприметным лицом. Без усов и бороды, да и вообще, выбрит чище некуда. Аккуратно выправленная под ремнем старенькая гимнастерка, орден Красной Звезды. До блеска начищенные сапоги. И серо-ледяные, безжалостные глаза. Раз поглядев в них, я с трудом смог оторваться от этого взгляда – точно вывернули наизнанку, обшарили, обмерили и оценили. А потом отпустили – мол, все с тобой, Андрей Васильев, понятно.

Потом я понял, что показалось странным. На гимнастерке у мужчины были всего лишь погоны старшины, но вел он себя так, словно капитан Меркулов был ему ровней по званию.

Словно прочитав мои мысли, незнакомец улыбнулся, тускло блеснув железом в глубине рта – коронка, похоже на то. Особист тем временем оправился от неожиданности.

– Я веду допрос согласно инструкциям, и… – тут мужчина перебил Меркулова на полуслове.

– Уже не ведете, товарищ капитан. Андрей Васильев вне подозрений. Проверено. Я его забираю.

Лицо Меркулова исказилось, и он вскочил из-за стола так резко, что стул под ним с грохотом опрокинулся.

– Что вы себе позволяете, старшина? – крикнул он так, что я снова дернулся. Не ожидал такого от вечно спокойного следователя. Но старшина мгновенно оказался рядом с особистом, глядя в упор.

– Позволяю… капитан, – сказал он, и голосом словно оттолкнул того к стене. Потом бросил на стол лист бумаги. – Ты сюда глянь, Меркулов. Вот твои доказательства, приобщи их к делу.

Медленно, словно нехотя, капитан взял лист со стола. Долго читал, под конец его лицо разгладилось и стало таким, как всегда – невозмутимым. Дочитав, он вскинул глаза на старшину.

– Голем? С панцерфаустом? Бред… Как такое возможно, Нефедов?

– Выходит, возможно, – отозвался тот, кого назвали Нефедовым, – раньше нам такие не встречались. Мы-то думали, что им только ножи или топоры можно давать. А теперь, оказывается, что кто-то их научил на спуск нажимать.

– Взяли? – жадно спросил Меркулов.

– Какое там, – я увидел, как у Нефедова дернулась щека, хищно искривилась верхняя губа, – дуролом из разведбата попер на голема со своими – мол, стрелять-то ему больше нечем. А мы подтянулись только через пять минут. Пока добежали, тот уже успел руки-ноги половине ловцов повырывать, все кругом кровищей залил. А от крови они крепнут…

Он помял в пальцах папиросу. Я сидел и слушал, даже дыхание затаил, пытаясь понять – кто же он такой, старшина этот?

– Пришлось мне, – продолжил Нефедов, – стрелять. В рот, чтоб в табличку. Сам знаешь, промахиваюсь редко.

– И что потом? – вопрос вырвался у меня сам собой, я прикусил язык, но было поздно. Нефедов снова глянул на меня, мазнул ледяными зрачками. Помолчал, но ответил.

– А потом – суп с котом, лейтенант. Куча обломков и больше ничего. Табличку-то я разбил, голем и тю-тю, – старшина снова перевел взгляд на Меркулова, – а полковник потом мне…

Тут оба одновременно глянули на меня. Старшина замолчал и сунул папиросу в зубы.

– Короче. Забираю у тебя Васильева.

– Да бери, мне-то что? – особист равнодушно пожал плечами, укладывая новую бумагу в папку. Не глядя на меня, он захлопнул картонную обложку и глухо сказал:

– Вы свободны, лейтенант.

Напоследок я хотел что-нибудь сказать, но пальцы Нефедова – твердые, будто стальные – легко вздернули меня за локоть со стула, и спустя секунду я оказался в коридоре. За спиной хлопнула дверь.

– Счастливая мамка тебя родила, Андрей Васильев, – насмешливо, но по-доброму сказал старшина, сунув руки в карманы галифе и раскачиваясь передо мною на каблуках. Тут и меня взяла обида – вспомнилось, что звание лейтенанта не в тылу заработал. Накатила волна злости.

– Знаете, что, товарищ старшина? – процедил я медленно, стараясь не обращать внимания на вернувшуюся боль. – Я, между прочим, уставы учил…

– И что? – Нефедов снова не дал мне договорить. Глядел он на меня через плечо, прищурившись, и вроде даже весело. Только где-то на самом дне зрачков чувствовалось, что устал этот человек смертно и шутить со мной никакого желания у него нет.

– Отдыхай, лейтенант. Теперь ты по всем законам чист, а все прочее – не твое дело. Лечись давай, крестник.

Старшина было шагнул прочь, но остановился. Повернулся ко мне и протянул руку.

– Степан.

– Андрей… – я пожал крепкую ладонь, а глаза не мог оторвать от потертой, заштопанной гимнастерки. Как же так… пропустил я, не заметил, что кроме "звездочки" на груди у старшины было и еще кое-что. Тускло и страшно сверкающее лучами из кованого серебра.

Знак Охотника.

На то и война

Магия против человеческой силы.

Он открыл глаза.

Ничего не изменилось. Кругом была непроглядная темнота, и сколько он ни напрягал зрачки, нигде не было ни единого отблеска света. Провел рукой по лицу. Ладонь стала мокрой – непонятно, то ли кровь, то ли просто вода. Потом он вытянул руку вперед и медленно пошел, пока обожженная ладонь не уткнулась в холодный камень стены. Под ногами что-то звякнуло. Степан присел и вслепую пошарил вокруг. Пальцы сомкнулись на знакомой рукояти кинжала.

Сунув его в ножны на поясе, он притронулся к гудящей голове и поморщился от резкой боли, нащупав длинную рваную рану от виска до подбородка.

– Хорошо приложился, – хрипло сказал Степан и сплюнул под ноги. Голос прозвучал глухо, как в погребе. Еще раз зачем-то дотронувшись до стены, Нефедов пошарил в нагрудном кармане и достал латунную зажигалку. Чиркнул колесиком, поставил гильзу на камень. Неяркий язычок пламени резанул по глазам, словно прожектор, и старшина поспешно отвернулся, досадуя сам на себя – теперь несколько минут перед глазами будут вертеться белые пятна.