Оксана Алексеева - Я и мой воображаемый недруг

По-моему, сильно притянуто за уши. С другой стороны, кто ее разберет — эту призрачную психологию? Я уточнила:

— То есть это была даже не симпатия, а просто вызов самолюбия? Вознамерился влюбить меня, чтоб поставить на место, а потом бросить?

— Скорее всего… — он улыбался — очевидно, виноватым себя не чувствовал.

— Вот же мудак… Уже начинаю думать, что есть и положительные стороны в твоей смерти!

— И даже после нее я тебя по всем фронтам обложил! — он не может вынести, если последнее слово останется не за ним. — Я всегда был человеком слова!

Я насупилась и демонстративно ушла в комнату. Он сквозь закрытую дверь вплыл за мной:

— Наверное, я бы узнал тебя получше и уже не захотел бы бросать, — даже в голосе звучала широченная улыбка.

Мне теперь в каждой его фразе мерещится признание в чем-то очень серьезном?

— Поможешь с начерталкой? Через два дня надо сдать.

На следующий день он не пошел со мной в институт, заявив, что хочет поваляться на диване, укутавшись в пледик за чашкой какао. Сразу понятно, что что-то задумал. Поэтому когда Артем предложил после пар составить мне компанию — я с радостью согласилась.

Когда в подъезде мы почувствовали подозрительный запах, то на мой этаж рванули уже бегом.

— Сестра? Артем, привет! — крикнул выглянувший с кухни Пашка. — Быстрее сюда! Смотрите, что покажу!

На кухне нас ждал хаос. Я с ужасом осматривала пространство вокруг, пока Пашка пояснял:

— Мы тортик решили испечь! Но смотрите… — он высыпал на Сережу из кружки муку.

Мука задержалась на его очертаниях секунды на две, а потом все же осыпалась на пол.

— Ого! — восхитился и Артем. — Значит, это все-таки материя! Совсем малость плотнее воздуха! Энергия в чистом виде может задерживать муку хотя бы на секунду?

Он выхватил у Пашки кружку и «плеснул» мукой Сереже прямо в лицо.

И вся моя злость от бардака растворилась под натиском смеха. Достаточно было посмотреть на Сережу, чтобы сложиться пополам от хохота. Он стоял посередине, сложив руки на груди, и хмуро исподлобья смотрел вперед, терпя все, что с ним делают.

— Машуль! — орал Артем — теперь такой же истерически счастливый, как и Пашка. — Наливай в ванную воду! Попробуем его погрузить! Ах, сопромат, сопромат — кто бы мог подумать, что ты так нужен в жизни?!

Сережа не выдержал, схватил со стола поварешку и треснул — сначала одного, а потом другого. У тех даже восторга не поубавилось. Я уже рыдала от смеха, когда решила защитить своего сожителя:

— Руки прочь от моей прелести!

Он шагнул вперед, и теперь они потеряли его из вида, пытаясь обнаружить снова с помощью муки:

— Я тебе тортик хотел испечь! Сюрприз!

К слову о тортике. Когда мы совместными усилиями привели кухню и себя в порядок и уселись за стол, то последовали Пашкины оправдания:

— Только он без крема. Крем — это уж совсем сложно! Так что не ругайтесь — мы очень старались.

Разрезать корж не получилось, но Пашке удалось наломать его на куски.

— Очень вкусно! — сильно преувеличил Артем, кое-как сумев отгрызть от края немного. — Очень! А сахара не было, да? Серега, ты почему от меня скрывал свои кулинарные способности?

Свой ломоть я просто отложила — зубы все же не казенные. А потом просто с улыбкой смотрела на смеющуюся материю, неизвестную науке. И даже не отвела взгляд, когда он это заметил. Как же мне повезло, что я подняла тот чертов телефон.

Глава 13. Я и мой воображаемый пареньГлава

И снова выходное дежавю: уже предсказуемый хохот в зале спозаранку. Нет, этот постоялый двор пора разгонять! Но Артем, едва увидев мою заспанную морду, сразу направился ко мне — я уже даже перестала стесняться показываться перед ним в таком виде.

— Нам надо поговорить. Наедине! — подчеркнул он специально для озадаченного кресла.

В комнате он недолго мялся, пока я накидывала покрывало на разобранную постель.

— Маша, — начал неуверенно — и уже это ничего хорошего не предвещало. — Сегодня Серега был у меня дома. Понимаешь?

Я не понимала и потому молча ждала продолжения:

— Его радиус уже настолько большой. Понимаешь?

Наверное, у меня с IQ какие-то серьезные проблемы. Артем наконец-то пожалел мой разум:

— Это значит, что он уже спокойно может жить у меня. И он мне не помешает!

Я охнула от негодования. Это что ж такое получается? Он хочет забрать у меня моего полтергейста?! Кем он себя возомнил вообще?

— Нет!

— Маш, — он говорил тихо, будто пытаясь успокоить меня. — Серега мне давно сказал, что чувствует к тебе… что между вами происходит. Конечно, я многого не понимаю… Эта ситуация — да ее вообще хоть кто-нибудь понимает? Но одно точно — ты просто загубишь себя. Чем дольше вы будете вместе, тем больнее будет потом.

Когда «потом»? Когда Сережа все-таки уйдет? Или когда мама начнет интересоваться, а не появился ли у меня парень? Или когда мы сами уже не сможем продолжать то, что не имеет продолжения? Я не знала ответа, но повторила уверенно:

— Нет.

Он коснулся моего плеча, нагнулся, чтобы смотреть в глаза:

— Маша… подумай…

Я все понимала лучше него. Как и то, что ему больше нечего сказать. Значит, придется говорить мне:

— Знаешь, Артем, я этот выбор сделала, когда подняла его телефон — не знаю, зачем я тогда так поступила, но сейчас знаю точно, что поступила бы так снова — уже осознанно. Потому что…

Это предложение невозможно закончить. Какими словами это выразить? Потому что благодаря этому я стала другой. Потому что маленькая девочка Вика так и бежит со школы, размахивая рюкзаком. Потому что мне интереснее с Сережей выслеживать воришек, чем общаться со всеми остальными людьми, вместе взятыми. Потому что существование должно иметь смысл — и весь мой смысл связан с ним. Потому что никто из живых не способен стать для меня настолько особенным. Все слова — пустые. Мысль, облеченная в буквы, теряет свою глубину. Ведь это так поверхностно звучит — потому что я умудрилась влюбиться в парня, который умер полгода назад.

Новый год мы проводили вдвоем. Как в старом анекдоте: родителям я сказала, что иду гулять с друзьями, друзьям — что отмечаю с родителями, а сама заперлась в квартире и распечатала шампанское. И выпила-то совсем немного, в честь праздника, но в присутствии Сережи душа и без того уносилась в рай. Мы и на площадь сходили, повеселились в шумной толпе, и домой шли долго-долго по морозу, даже фейерверки запустили, на что ровнехонько с пятого этажа получили крик нашей общей знакомой: «Обалдели совсем, паршивцы! Дом подорвете, засранцы! А ну-ка брысь отседова, нечестивцы!». Она вообще могла похвастаться исключительно богатым лексиконом в плане обращения к людям.