Мария Куприянова - Раскалённая луна

— Я знаю, — она избегала его взгляда, продолжая возиться с пояском.

— Ты же сама видела, что происходит в первые дни заражения.

— Видела, — упорствовала она.

— Ты еще слишком молода, подожди еще немного…

— Я?! Молода?! — гневно воскликнула она, вскинув голову. — Да мне скоро двадцать пять! Еще немного — и я состарюсь, а мне как-то не улыбается вечно жить в дряхлом теле!

Легран не смог скрыть легкой улыбки, чем еще больше разозлил подругу.

— Послушай меня, — вампир перехватил ее запястье, прекратив бесполезные попытки затянуть пояс, — тебе повезло, ведь у тебя есть выбор. У тебя есть время… Ты можешь родить ребенка, оставить в этом мире хоть что-то от себя…

— Да не хочу я никакого ребенка! — воскликнула Алена. — Зачем?!

— Чтобы потом не жалеть, ma chere, — Легран вновь отвернулся к стене, упершись взглядом в висевшую на ней большую картину: серебристые березовые ветви клонились к земле под тяжестью льда и снега, пушистые сугробы стыдливо прикрывали человеческие останки, в высоком небе вились стаи воронов, зорко следя за бредущими по зимней дороге людьми. Закутанные в мундиры, ослабевшие и замерзающие, остатки французской армии покидали русскую землю.

— Эти люди такие несчастные… — Алена увидела, куда смотрит вампир. — Почему картина висит здесь?

— Чтобы помнить, Helene.

— О чем? Это имеет какое-то отношение к твоему прошлому?

Девушка подошла ближе и, чуть прищурившись, прочитала: "В.В.Верещагин. Отступление. Бегство на большой дороге". Ты был там?

Легран ничего не ответил, пристально рассматривая полотно, будто кисть великого художника вывела на нем что-то еще, незаметное обычному глазу…

Французская армия медленно покидала город. Длинные вереницы обозов, экипажей, телег, доверху наполненных награбленным добром, напоминали пеструю ленту, причудливыми изгибами тянущуюся по дороге. Легран то и дело оборачивался назад, стараясь сохранить в памяти страшное, но невероятно красивое зрелище: клубы черного дыма, воспарявшие в небеса, огненные языки пламени, лизавшие дома и деревья, испуганных людей, бегущих прочь от разверзнувшихся врат ада.

Земля под ногами содрогнулась: это взрыв сотряс стены древнего Кремля, обрушив часть крепостной стены, обхватив пожаром башни и другие строения.

Москва гневно выпроваживала захватчиков, изрыгая из себя разношерстную толпу. Не мать французским солдатам, не супруга, не любовница. И даже охваченная огнем, она выглядела победительницей, будто и не существовало иного пути, кроме как, подобно Фениксу, умереть в очистительном пламени, выжечь из себя скверну, чтобы потом воспрянуть из пепла к новой жизни.

— О чем задумался? — заметив меланхоличный вид друга, Жан прекратил насвистывать веселую песенку.

— Да так, — нехотя ответил Анатоль. — Предчувствия у меня дурные.

— Брось! Лично я скоро буду дома и щупать большие титьки моей Беатрис. Разве есть повод к унынию?

— С каждым днем становится все холоднее, — Легран поднял воротник шинели, защищаясь от ледяного порыва ветра. — Надо было уходить раньше… или ждать весны. Было бы больше шансов не замерзнуть в этих проклятых землях.

— Не мне обсуждать приказы Бонапарте, — пожал плечами Живчик, доставая трубку и набивая ее табаком. — И не тебе сомневаться в правильности Его решений.

— Я не сомневаюсь и пойду за ним хоть на край света… Черт, да что я говорю? Мы уже на краю света и как раз оттуда возвращаемся. Просто…

— Довольно! Я не собираюсь умирать здесь и, уверен, Император тоже. Так что думай о… По чему ты скучаешь больше всего?

— По морю… — мечтательно заявил Анатоль. — И по теплу.

— Вот и думай о море, — заключил Жан, попыхивая трубкой. — Об отличной солнечной погоде, и о том, что вернешься героем, притом героем с толстым кошельком! Разве можно мечтать о чем-то другом?

Легран хотел было заявить, что толстый кошелек занимает его мысли меньше всего, но зная упертый характер друга, не стал вступать в бесполезные дискуссии.

Глава 9

День прошел на удивление быстро. Словно незримый повелитель времени нарочно остановил минуты на заседании, чтобы оно тянулось как можно дольше, а потом раскрутил стрелки часов в несколько раз быстрее обычного, превратив остаток дня в нескончаемую круговерть событий.

Совещание закончилось слишком поздно, чтобы успеть на обед, но есть особенно не хотелось: после душного помещения, насыщенного тяжелым запахом парфюма, глоток свежего воздуха был упоительно вкусным, возвращающим силы и хорошее настроение. Сделав глубокий вдох, я остался стоять в тени, под козырьком у входных дверей здания администрации, не торопясь подставляться под злобные солнечные лучи.

— А вампир бы уже сгорел, окажись он на вашем месте, — раздалось за спиной.

Я обернулся и увидел Дока, взъерошенного и раскрасневшегося от жары. Глаза его, казалось, покраснели еще больше, и к тому же сильно слезились, а крылья носа подрагивали, будто он все время хотел чихнуть. Не выдержав, ученый достал из кармана брюк платок и высморкался.

— Черт бы побрал эти розы, — прогундосил он, вытирая нос.

— Аллергия? — посочувствовал я.

— Она самая. Редкая форма, устойчивая к самым современным антигистаминным препаратам. Однако ж пыльца — явление приходящее и уходящее, а вот солнце…

Док схватил меня за руку, близоруко прищурился, с интересом рассматривая ожоги, оставленные солнечными лучами.

— Какое поразительное сочетание вампирской и человеческой ДНК! Повреждения эпидермиса симбиота, вызванные ультрафиолетовым излучением — да это же новая тема для диссертации!

От сделанного только что открытия, Док восторженно чихнул, не успев прикрыться платком.

— Эпидермиса чего? — я одернул руку, брезгливо вытерев ее о штаны. В отличие от вампиролога, знакомство с ним не приносило мне экстаза.

— Симбиота! — он шмыгнул носом и продолжил с возрастающим энтузиазмом. — Вашей вампирской составляющей я дал именно такое определение. Неужели вы не помните Симбиота? Того внеземного организма, который вселился в Питера Паркера, слился с ним в одно целое, и придал новые возможности его паучьей сущности?

— Из-за которого тот едва не сошел с ума? — иронично поинтересовался я, вспомнив фильм. — Спасибо, Док, точнее определения не подберешь.

— Сильный человек подобного не допустит, — вдруг очень серьезно заявил ученый. — А если допустит… То рядом всегда будут люди, готовые исправить досадное упущение.

Он снова чихнул и, одной рукой прикрыв нос платком, другой — прижав к груди папку с документами, быстро пошел в сторону общежития.