Гильермо Дель Торо - Штам. Начало

Ло не могла повернуться. Она почувствовала, что ее спину обдало жаром, как если бы позади открыли печную заслонку. Что-то… Чье-то присутствие… Лоренса попыталась шевельнуться, но тут хор в ее голове слился в один ужасный голос:

«ЗДЕСЬ!»

И ее оторвало от земли.

Когда легион кошек вернулся на это место, дикие твари обнаружили лишь труп Лоренсы. Голова ее была размозжена, а тело — со страшной силой впечатано в стенку ограждения, словно кто-то метнул прочь мешок с мусором. Первыми до тела добрались чайки, но кошки тут же распугали их и принялись за работу. Они начали жадно полосовать когтями одежду, чтобы быстрее добраться до лакомства, таящегося внутри.

«Лавка древностей и ломбард Никербокера», 118-я улица, Испанский Гарлем

Старик сидел перед тремя смежными окнами в западной части своей погруженной в сумрак квартиры и смотрел на покрытое Луной Солнце.

Пять минут ночи посреди дня. Величайшее природное небесное явление за последние четыре столетия.

События согласованы во времени, и это нельзя сбрасывать со счетов.

Но если согласованы, то с какой целью? Надо срочно что-то делать — эта безотлагательность холодной рукой сжимала сердце. Сегодня Авраам не стал открывать свою лавку. Вместо этого он с самого рассвета таскал из подвала наверх разные вещи. Всякие штуковины и редкости, которые собирал многие годы…

Инструменты, предназначение которых давно забыто… Необычные орудия таинственного происхождения… Оружие, прошедшее через неизвестно сколько рук…

Вот почему он сидел, придавленный усталостью, кривясь от боли в шишковатых, скрюченных пальцах. Никто, кроме него, даже вообразить не мог, ЧТО должно явиться в этот мир. И что — по всем признакам — уже пришло. И нет никого, кто мог бы поверить ему. Гудфеллоу? Или Гудуиллинг? Как же была фамилия человека, что выступал на той дурацкой, в сущности, пресс-конференции, показанной по телевидению? Он еще стоял рядом с врачом в военно-морской форме. А этот сдержанный оптимизм, который демонстрировали все остальные? Ликовали по четверым выжившим и в то же время утверждали, что точное число умерших им пока неизвестно. «Хотим заверить широкую общественность: угроза локализована». Только выборные должностные лица могут набраться наглости заявить, что все под контролем и опасность позади, не имея ни малейшего представления о том, в чем же эта опасность заключалась.

Лишь тот мужчина — единственный из всех стоявших перед микрофонами, — похоже, понимал, что неисправный самолет, полный мертвых пассажиров, это лишь начало.

Гудуотер?

Вроде он был из Центра по контролю заболеваний. Того, что в Атланте. Сетракян не мог знать наверняка, но чувствовал: этот мужчина — его шанс. Возможно, единственный.

«Четверо выживших…» Если бы они только знали…

Авраам вновь уставился на черный сияющий диск в небе. Словно смотришь в глаз, пораженный катарактой.

Словно смотришь в будущее…

«Стоунхарт груп», Манхэттен

Вертолет приземлился на крыше манхэттенской штаб-квартиры «Стоунхарт-груп» — здания из черной стали и стекла в сердце Уолл-стрит. Верхние три этажа занимала личная резиденция Элдрича Палмера — королевский пентхаус, где полы были из оникса, на столах стояли скульптуры Брынкуши,[36] а стены оклеены обоями с дизайном Фрэнсиса Бэкона.[37]

Палмер сидел один в телевизионной комнате. Все шторы были опущены. В этом помещении, так же как в его доме в Дарк-Харбор, и в кабине его личного медицинского вертолета, температура воздуха составляла ровно семнадцать градусов Цельсия. С 72-дюймового экрана на него пялился раскаленный дочерна зрачок с огненно-красным ободком в окружении ослепительно-белых языков света.

Палмер мог бы выйти на улицу. В конце концов, сегодня для него было достаточно прохладно. Он мог бы подняться на крышу, чтобы наблюдать затмение там. Но техника позволяла ему приблизить картинку — не картинку тени, отбрасываемой на землю, но картинку Солнца, подчинившегося Луне, — а это зрелище было для него сладостной прелюдией к полному разорению мира. Палмер знал, что его пребывание на Манхэттене будет кратковременным. Скоро, весьма скоро посещение Нью-Йорка станет не столь уж приятным времяпрепровождением.

Он сделал несколько звонков, осторожно переговорил кое с кем по линии засекреченной связи. Его груз действительно прибыл, как он и ожидал.

Улыбаясь, Палмер вылез из инвалидного кресла и медленно, но уверенно направился к гигантскому экрану, будто это был и не экран вовсе, а портал, через который он намеревался пройти в другой мир. Подойдя вплотную, дотронулся до жидкокристаллической панели. Провел рукой по изображению злобного черного диска — жидкие пиксели как бактерии извивались под сморщенными подушечками пальцев. Словно бы его ладонь прошла насквозь и коснулась самого глаза смерти.

Это покрытие Солнца Луной было небесным извращением, нарушением естественного хода вещей. Холодный, мертвый камень свергал с престола живую, горящую звезду! Для Элдрича Палмера сей факт служил доказательством, что возможно все — абсолютно все! — даже величайшее предательство законов природы.

Из всех людей, наблюдавших в этот день затмение — вживую, или по телевизору, или на больших уличных экранах по всей планете, — Палмер был, пожалуй, единственным, кто болел за команду Луны.

Диспетчерская вышка аэропорта Кеннеди

Все, кто находился в кабине диспетчерской вышки, вознесенной над землей на стометровую высоту, увидели, что далеко на западе, за пределами великой лунной тени, по ту сторону границы тьмы разлился зловещий сумеречный свет, похожий на грозовой закат. Полутень Луны, озаренная пылающей фотосферой Солнца и потому более слабая, чем тень, окрасила далекое небо в желтое и оранжевое, словно там показался край огромной заживающей раны.

Стена света приближалась к Нью-Йорку, который пребывал в темноте уже четыре с половиной минуты.

— Надеть очки! — раздалась команда, и Джим Кент незамедлительно ее выполнил, с нетерпением дожидаясь возвращения солнечного света. Он огляделся, выискивая Эфа — всех участников пресс-конференции, включая губернатора и мэра, пригласили в кабину вышки, чтобы те могли спокойно полюбоваться затмением, — и, не найдя его, решил, что Гудуэдер под шумок ускользнул в ангар.

На самом деле Эф нашел вынужденному перерыву самое оптимальное применение, какое только мог придумать: едва исчезло Солнце, он плюхнулся на ближайший стул и погрузился в изучение пухлой стопки конструктивных схем, рисующих внутреннее устройство «Боинга-777».