Виктор Точинов - Сказки летучего мыша

Только сейчас он сообразил, что в каморке Сашка тепло. За полчаса ходьбы по лабиринту Чагин успел озябнуть – после жаркого летнего вечера. А здесь… Не Африка, конечно, но градусов двенадцать-пятнадцать, не меньше. Воздух нагревала «плита».

Чертовщина какая-то… Никакой скрытой проводки через каменный монолит к «конфорке» не подвести. В голове вертелись обрывки крайне неприятных мыслей о радиации, полураспаде, урановых стержнях…

– Дозиметр, – коротко полуспросил, полускомандовал седоголовый.

Его подчиненные отличались запасливостью. Дозиметр – пусть плохонький, почти бытовой – но нашелся. Однако – показал семнадцать миллирентген. Допустимый естественный фон.

Чагин принял решение:

– Минируйте. Таймеры – на шестьдесят минут. Все барахло – с собой, вплоть до нужника.

– Койка не пролезет, – усомнился кто-то.

– Разберите, – отрезал Чагин. – Как-то затащил – можно и вытащить. Железку из «плиты» выковырять и тоже с собой. Пусть яйцеголовые разбираются, что за алхимия…

Оперативники споро принялись выполнять указания. Но закончить дело, как планировалось, не смогли.

Боец, пытавшийся штык-ножом извлечь «конфорку», вскрикнул. Отшатнулся от «плиты». Остальные удивленно обернулись, лучи фонарей ворвались в альков.

С «плитой» творилось неладное. Каменный монолит раскалялся на глазах – превращался из сероватого в черный. Затем начал краснеть. Жар ощущался даже у противоположной стены берлоги.

– Что за чер… – начал Чагин и не закончил.

Монолит – уже ярко-алый – треснул с громким звуком, напоминающим выстрел. И тут же содрогнулись стены каморки. Сверху посыпалась пыль, кружась в лучах фонарей. Толчок повторился – более сильный. И еще один, и еще…

Окружающие пласты пришли в движение – с оглушительным, отдающимся во всем теле скрежетом.

– Уходим! – рявкнул Чагин. – По одному, без паники! Бросайте всё!

Насчет паники он добавил зря – народ тут собрался к ней непривычный… Быстро, без суеты, ныряли по очереди в лаз. Конвульсии камня продолжались, толчки становились сильнее. Последним покинул берлогу Чагин – успев-таки выставить два таймера на запланированное время.

Протискиваясь сквозь каменную щель, он подумал, что все бесполезно, что обвал замурует их – но в тюрьме большего размера.

Но дела оказались не так плохи. Землетрясение носило локальный характер – в полусотне шагов от берлоги Сашка толчки едва ощущались… Но внутри берлоги… Там, судя по звукам, начали рушиться своды.

Когда они выбрались из-под земли, на белесом небе тускло светили лишь самые яркие звезды… Седоголовый долго смотрел на них. Потом опустился на траву. Сил не осталось. Совершенно. Словно кончился завод у механической игрушки. Второй раз за сегодня Чагин подумал: вот она, старость… Подкралась, как снимающий часового диверсант, – и ножом по горлу…

Бойцы стояли вокруг, ждали распоряжений, команд… А он не мог НИЧЕГО. Вообще… Потом разлепил губы, спросил, с трудом выдавливая из себя каждый звук:

– Ч-т-о с «н-е-в-о-д-о-м»?

– Пусто…

Он никак не отреагировал…

Как ни странно, таймеры в обвале уцелели. И заряды, оставленные в пещере, сработали, – когда их понурая процессия зашагала к мосту. Земля едва заметно содрогнулась, из отверстия вырвался глухой протяжный гул…

Как салют погибшим, подумал Чагин, оглянувшись на скорбный груз – три длинных мешка из плотного черного пластика.

…О гибели бизнесмена Ермакова, своего нанимателя (впрочем, договор найма давно стал пустой формальностью), седоголовый узнал на обратной дороге.

«Слухач», постоянно интересующийся, о чем идут разговоры на волнах милиции и других спецслужб, – доложил новость шефу. Но так и не понял, услышал ли ее старик…

…Всё в дурацкой больнице оказалось не по-людски. Никаких тебе шкафов для шмотья – тряпки больных распиханы в пластиковые мешки для мусора, на каждом пришпилена бумажка с фамилией. С трудом Алекс отыскал свою – накарябанная куриным почерком, читалась она скорее как «Тряпников».

Торопливо вывалил одежду и кроссовки на пол, порылся, пошарил по карманам… Никто, ясное дело, постирать не озаботился, небольшие кровавые пятна засохли, побурели. Но главное было не это.

Кулон пропал!

Алекс перерыл все еще раз – нету!

Он надвинулся на мочалку. Наверное, лицо у Алекса стало страшным – девка отпрянула, вжалась в стену…

Алекс несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, расслабил пальцы, до хруста в суставах стиснувшие скальпель. Спросил медленно, отчетливо:

– У меня была штучка. Золотая. На цепке. Вот такая… – Он нарисовал пальцем в воздухе небольшой пятиугольник.

Девка испуганно бормотала, что не брала, не брала, не брала, она вообще больных не принимает, не раздевает… Алекс шлепнул ее по щеке, несильно.

– ГДЕ???

Мочалка понесла полную ахинею: про сейф главврача и лежащие там ценные предметы больных…

Но Алекс к тому времени немного охолонул от шока потери. И сам сообразил, что к чему. Какой, на хрен, главврач? Всё куда проще…

Седой посланец голоса амулет не тронул, Алекс знал это. Иначе он сдох бы там, на пустыре, не дождавшись «скорой»… Значит, стырил золотую штучку белохалатник из экипажа приехавшей по вызову машины. Или – кто-то, дежуривший в приемном покое больницы. Алекс мысленно спросил у голоса – может, знает и подскажет? – но тот молчал. Он вообще в последнее время проявлялся крайне редко…

И что теперь? Идти в приемный покой? А если не та смена? Нет, начать надо со «скорой». Их работа. Кулон-то висел открыто, поверх рубашки, Алексу не нравилось его свойство неожиданно и быстро нагреваться…

Ну всё. Пора одеваться. И – спасибо вашему дому, пойдем к другому. В смысле, к станции «скорой помощи». Ах да, надо ведь что-то сделать с девкой…

Он бросил короткий взгляд на скальпель, затем – долгий, холодно-оценивающий – на мочалку. Она, похоже, поняла: губы затряслись, лицо, и без того не румяное, стало белее бумаги. Потом – Алекс удивился – сама распахнула халатик. Демонстративным, вызывающим жестом.

Вот даже как? Ну ладно… Попытайся…

Он шагнул к ней, положил ладонь на живот, теплый, пухлый – царапина уже запеклась, не кровоточила. Почувствовал, как напрялась мочалка. Его ладонь скользнула ниже, под резинку трусиков, неторопливо, осторожно. Расслабься, детка, расслабься, и покажи, на что способна. Так, как еще никому и никогда не показывала…

…Когда он уверенным движением перемахнул ограду больницы имени Семашко, уже рассветало. Мочалка осталась в запертой камере хранения. Осталась живая…

Обсаженный липами бульвар был пуст, ни единого человека, ни единой машины. Свежий утренний воздух ворвался в легкие пьянящим ароматным коктейлем, – особенно ароматным после больничной вони, которую Алекс уже и не замечал, притерпевшись. Жизнь была хороша… Один карман куртки оттягивал пистолет, в другом лежал скальпель с лезвием, аккуратно замотанным обрывком бинта. Так где тут у нас станция «скорой помощи»?