Тайна венецианского купца - Александрова Наталья Николаевна
– С чего это вдруг? – удивленно уставилась на нее Антонина.
– Там кот…
– Ты что, котов боишься? – прищурилась Антонина.
– У меня на них аллергия. Прошлый раз такое началось, я чуть не задохнулась! Кашель, насморк… Так что иди одна, а я здесь покараулю…
– Вот вечно так, – заворчала Антонина. – Сваливаешь на меня все самое трудное, а как деньги делить, так все поровну…
– Как это – сваливаю? А кто усыпил ту бабу в кафе? Думаешь, это было легко? И ключи из ее сумки тоже я вытащила!
– Но сейчас из-за тебя мы застряли!
– Это от меня не зависит!
– Предупредила бы раньше…
– И что бы тогда изменилось? Давай уже что-нибудь делать, а то хозяйка квартиры очухается и припрется!
Антонина вполголоса выругалась, но достала связку ключей, подошла к двери и попробовала вставить первый в скважину. Ключ не подошел. Она попробовала второй – безрезультатно. Третий же мало того что не подошел к замку, так еще и застрял в скважине, так что Антонина не смогла его достать.
Больше ключей в связке не было.
– Ни один не подошел, а этот еще и застрял, – проговорила она растерянно.
– Не может быть! Дай я попробую!
Софья попыталась вытащить ключ, но у нее тоже ничего не вышло.
– Что же это такое? В чем дело?
– А я тебе скажу, – процедила Антонина. – Ты перепутала ключи!
– Что значит – перепутала?
– Вытащила не ту связку! Эти ключи вообще от другой двери!
– Да кто же знал, что у нее несколько связок!
Напарницы стояли друг против друга, тяжело дыша и наливаясь малиновой краской. Еще немного – и они снова сцепились бы, как в кафе.
В это время из-за соседней двери раздался низкий и грозный лай, перешедший в глухое рычание.
В соседней квартире жила большая семья, у которой имелся огромный ротвейлер по кличке Дима. В дневное время все члены семьи работали и учились, в квартире оставались только бабушка и Дима. Бабушка была глуховата, а ротвейлер староват, но все же из любезности лаял, только когда звонили в дверь, все остальное время он дремал на ковре в гостиной, никак не реагируя на любые звуки с лестницы.
Сейчас, однако, Дима заподозрил что-то неладное и подал голос.
– Ты говорила, что боишься кошек, – прошептала Антонина, – а я гораздо больше боюсь собак… особенно больших… А там, судя по лаю, просто огромная!
Софья ничего не ответила подруге, а молча бросилась к лифту, оставив злополучные ключи в дверях, и нажала кнопку. Лифт подъехал, двери начали открываться – и из кабины тоже донесся лай, правда, не такой громкий и басистый. Но напарницам хватило и этого – они метнулись к лестнице и скатились по ней на первый этаж.
Из лифта вышел крупный, вальяжный мужчина с крошечным песиком на руках, проводил убегающих женщин удивленным взглядом и проговорил:
– Надо же как некоторые боятся собак!
Надежда Николаевна видела сон. Ей снилось, что она сидит в кресле у стоматолога, а тот, склонившись над ней со сверлом бормашины в руке, говорит голосом кинозлодея:
– Отдай мне своего кота, или я буду сверлить тебе зуб без наркоза! Или даже два зуба!
– Ни за что не отдам! – воскликнула Надежда героически.
Вернее, хотела воскликнуть, но вместо этого у нее получилось невнятное бульканье, от которого она и пришла в себя. Она действительно сидела – но не в кресле, а на самом банальном унитазе. Ее руки были связаны скотчем, и этим же скотчем заклеен рот.
Как же она оказалась в таком ужасном и унизительном положении?..
Постепенно Надежда вспомнила, как зашла выпить кофе в маленькую уютную кофейню, как там разыгралась самая настоящая драка между двумя женщинами и как досталось ей самой, Надежде Лебедевой…
После этого она отправилась в туалет, чтобы привести себя в порядок, и тут на нее неожиданно напала одна из участниц драки – жгучая брюнетка…
Больше Надежда ничего не помнила, но восстановить недостающее не составило труда. Наверняка эта злодейка-брюнетка связала ее скотчем и затащила в кабинку! Но зачем? Банальное ограбление?
Надежда скосила глаза – и увидела на полу свою сумку. Значит, сумку у нее не отняли. Но, может быть, забрали ее содержимое? Странно… ничего особенно ценного там не было. А из-за имевшихся небольших денег не стоило устраивать такую сложную инсценировку…
Тут Надежда осознала, что все еще сидит связанная на унитазе, и прежде чем решать криминальные загадки, стоило бы освободиться. Тем более ноги у нее затекли, и скотч мешал дышать. Для начала она попробовала позвать на помощь, но вышло только неразборчивое, жалобное мычание, да и в туалете, похоже, никого не было.
Рассчитывать приходилось только на свои силы.
Надежда пошевелила руками, пытаясь ослабить скотч, но безрезультатно. Тогда она потянулась вниз и с трудом прихватила сумку, поставила ее на колени, открыла тоже с трудом и попыталась найти что-нибудь подходящее. Разбирать связанными руками женскую сумку – занятие весьма непростое, но Надежде повезло – почти сразу ей попалась пилочка для ногтей.
Кое-как зажав ее между коленями, она поднесла к ней связанные руки и принялась пилить скотч… Это было ужасно трудно и неудобно, но терпение – лучший рецепт в такой ситуации, и через несколько минут скотч был разрезан.
Руки освободились. Дальше все пошло проще.
Избавившись от скотча и поднявшись наконец с опостылевшего унитаза, Надежда толкнула дверцу, но та не поддавалась – видимо, была чем-то заклинена.
В это время снаружи негромко скрипнула дверь, брякнуло металлическое ведро, и послышался женский голос, фальшиво напевавший:
– Золотится роза чайная!..
– Эй, женщина, откройте! – воскликнула Надежда Николаевна.
– Между на-ами дверь стеклянная…
– Да откройте же!
Пение смолкло, и женский голос удивленно протянул:
– Никак здесь кто-то есть?
– Есть, есть, я здесь! – крикнула Надежда как могла громче.
– Правда, кто-то есть…
Шаги неторопливо прошлепали по кафелю и остановились перед дверью кабинки.
– Написано – не работает… – задумчиво проговорила женщина за дверью.
– Да откройте же! – взмолилась Надежда.
Что-то брякнуло, стукнуло – и дверь наконец открылась.
Уборщица – невысокая азиатская женщина в черном платке – строго спросила:
– Ты зачем там сидела?
– Что? Зачем я… – Надежда Николаевна онемела от такого неожиданного вопроса.
– Да, зачем? Написано же: туалет не работает! Раз не работает – значит, нельзя туда заходить!
– Хорошенькое дельце! – возмутилась Надежда. – Меня здесь заперли, и я же, оказывается, виновата. Что у вас вообще творится, хотела бы я знать? Как с клиентами в этом гадюшнике обращаются, это просто жуть какая-то! По-твоему, я сама себя в туалете заперла и табличку повесила?
Уборщица несколько растерялась и даже чуть отступила под ее напором.
– Но я ничего не знаю… – протянула она. – Я вообще только сейчас на работу пришла.
– Черт знает что! – продолжала бушевать Надежда. – Камня на камне не оставлю от вашего дурацкого кафе! Сначала драку устраивают, потом еще и в туалете запирают!
От такого напора уборщица растерялась и пошла на попятную.
– Нет никакой драки, пусто в зале. У нас вообще по утрам клиентов не бывает.
Надежда Николаевна сообразила, что те две прохиндейки смотались. Как бы ей еще и не пришлось платить за ущерб.
– Слушайте, шли бы вы в химчистку, – предложила уборщица, – а то пальто жалко.
И добавила, глядя на расстроенное Надеждино лицо, что выпустит ее через черный ход. На том и порешили.
Надежда Николаевна понеслась домой, страшно злая и недовольная собой. Как получилось, что ее, умную, опытную женщину, обвели две… и слов-то не подобрать, кто такие. Разыграли всю сцену как по нотам, а она как полная дура позволила так с собой поступить! Ну ладно бы такое случилось с этой тетехой Машкой, но с ней… Неужели она, Надежда Лебедева, потихоньку выходит в тираж?
Да не может быть! Просто расслабилась, что, конечно, тоже нехорошо.
