Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

— Но как мне излечиться от его «забав»? — спросила Валери. — Выходит, мое положение безнадежно?

— Ни в коем случае, — широко улыбаясь, возразил доктор Мотт. — А теперь начнем…

Кабина лифта медленно скользила мимо дверей с номерами этажей, двигаясь вниз. Валери стояла в ее тесном пространстве и улыбалась.

Все оказалось так, как она и думала: невротическое воображение, ложная тенденция. Что ж, ей по крайней мере хватило мозгов вырвать ростки этой страшной болезни, пока они не набрали силу. Процесс лечения надолго не затянется. Доктор Мол уже разрядил скопившееся напряжение, предписанный им непродолжительный анализ подсознания довершит исцеление.

Валери подошла к своему автомобилю с откидным верхом, проскользнула на кожаное сиденье. На ее губах играла улыбка человека, умеющего владеть собой. Как приятно превращать неведомое в известное, зажигая в темной комнате бессмысленных тревог свет понимания.

Ситуация виделась ей вполне объяснимой. Разве красота не страшится утратить свое совершенство? Такому беспокойству подвержена любая женщина, которой природа преподнесла драгоценнейший из подарков — красивое лицо.

Валери еще раз улыбнулась самоуверенной улыбкой, затем вставила и повернула блестящий ключ зажигания. Мотор «кадиллака» мягко кашлянул и гармонично затарахтел. Сработала автоматическая коробка передач; сверкающий полировкой автомобиль простился с поребриком и влился в пестрый меняющийся ковер уличного движения.

Разум Валери Касл сосредоточился на главном предмете ее любви.

Завтра вечером ей предстояло отправиться на банкет, который устраивала супруга Ройала Аркрайта. До этого времени нужно еще столько успеть. Съездить к портному для окончательной примерки нового платья. Провести несколько часов у массажистки, чьи пальцы будут мять и терзать ее тело. Далее — глиняная маска на лицо, электрический шлем фена, а после — пилки и апельсиновые палочки маникюрши. Потратить столько времени, вынести столько мучений ради выслушивания мужской болтовни и всяких эпикурейских штучек. Боже, сколько жестоких требований накладывает красота на своих беззащитных обладательниц, не говоря уже о чересчур тревожных и докучливых мыслях.

Предупреждающий желтый на светофоре сменился разрешающим зеленым, шестеренки двигателя мягко скрежетнули, и ее «кадиллак» величественно миновал перекресток, держась внешней полосы. Какой-то зануда коммивояжер, ехавший сзади, просигналил ей, требуя пропустить его вперед.

«Какая досада, что пришлось ухлопать все утро на этого психоаналитика», — подумала Валери.

Коммивояжер вновь нажал сигнал. Чувствовалось, его раздражение нарастало с каждой секундой.

«Итак, не забыть: в час примерка у Антуана. В два…»

Взбесившийся клаксон прервал ее размышления. Сердито прищурившись, Валери повернула голову к зеркалу заднего обзора, чтобы увидеть нарушителя ее спокойствия. Однако зеркало было повернуто под другим углом, и там отражалось ее лицо.

— Нет!

В дорожном шуме никто не услышал крик, сорвавшийся с ее губ. Никто не увидел, как она в ужасе отвернулась от зеркала. Страх парализовал разум Валери, и ее руки отпустили руль. Этого тоже никто не видел.

Со стороны это выглядело как жуткое дорожное происшествие.

Во тьме комнаты мелькнул свет, словно невидимый киномеханик включил проекционный аппарат. Однако он не успел навести резкость изображения, и потому машущие руки и проплывающие лица были размытыми.

Тем не менее искажение не мешало понять, где происходит действие. Белизна стен, светло-серая одежда на движущихся фигурах, запах дезинфекции — все это безошибочно указывало на больницу.

Постепенно изображение становилось все четче. Запах? Боже милосердный, разве бывают фильмы с запахом, да еще и объемные?

Ее голова, лежащая на подушке, поворачивалась в разные стороны. Глаза отмечали стены, дверь, окна, сосредоточенные лица интерна и сиделки. И вдруг ее охватил ужас: она увидела две бледные руки, ощупывающие ее лицо…

Ее плотно забинтованное лицо.

— Нет, нет…

В тишине палаты ее голос напоминал слабое бульканье воды.

Интерн и сиделка склонились над нею, заглянули в полные ужаса глаза, смотрящие сквозь прорези в бинтах.

Интерн взял ее руку, чтобы проверить пульс.

— Вот вы и пришли в сознание, — тихо произнес он.

— Мое лицо! Умоляю, скажите, что с моим лицом?

— Вы попали в дорожную аварию, — ответил интерн. — Ранены осколками стекла.

— Боже, мое лицо!

Цветы, в которых утопала палата (сюда перекочевала добрая половина содержимого цветочного магазина), не уменьшили ужаса, сжимавшего сердце Валери. Драгоценности, конфеты, подарки и исполненные любви улыбки мужа не ослабили туго натянутых нервов. Все мысли были обращены к тому судьбоносному моменту, когда с лица снимут бинты и в ее дрожащих руках окажется зеркало. Мелькающие секунды складывались в минуты, а те — в часы. Время шло, лишь усугубляя страх перед неизвестностью.

Когда она возьмет зеркало, не отразится ли в нем то лицо?

И день настал. Хирургические ножницы резали пласты бинтов. Возле кровати стоял ожидающий мистер Касл. В нервно подрагивающих руках он держал любимое зеркальце своей жены и, как мог, старался улыбаться. Лицо врача оставалось непроницаемым. Единственным звуком в палате было щелканье острых челюстей ножниц.

Наконец сняли последние бинты. Валери Касл выхватила из рук мужа зеркальце и посмотрела на себя.

— О… боже, — зарыдала она. — Слава богу! Слава богу! Я ничуть не изменилась.

Улыбаясь, она взглянула на мужа. Его лицо было полно нескрываемого ужаса.

Она сидит затворницей у себя в спальне и не выходит ни на улицу, ни в гостиную, ни даже в коридор. Дюжина пластических операций не сумела вернуть ее лицу былую красоту. Операции лишь заменяли одно уродство на другое.

Но рассказ на этом не кончается.

Ведь в тот момент, когда сняли бинты, Валери Касл действительно увидела в зеркале свое прежнее обожаемое лицо. Оно появляется в зеркале и сейчас, дразня совершенством линий и молочной белизной кожи. Иногда на мгновение, бывает — на несколько минут, а однажды это чудо длилось почти целый час.

Все дело в том, что Валери никогда не знает, в какой момент произойдет это чудо — когда зеркальное стекло словно подернется облаками, а потом в нем появится отражение ее давно исчезнувшей красоты. Она так боится пропустить этот момент, что никуда не отлучается. Еду и питье ей приносят и оставляют на столике в коридоре, возле постоянно закрытой двери ее комнаты. В комнате Валери ест, пьет и проводит все свое время.