Люболь. Книги 1-4 - Вера Авалиани
Софья всюду выглядывала Фреда. Он обещал приехать, но праздник был в разгаре, а его все нет. Наконец он ворвался в форме курсанта – она очень его красила и взрослила – и облобызал Соню раньше, чем отца.
Клода в сердце кольнула ревность. Он любил их обоих. Но Софья… она уже та и не та. Она будет любить не его тело! Это было больно. Но он взял себя в руки, когда сын его обнял и шепнул.
– Я сделал тест ДНК. Я не твой сын. Но ты мне больше, чем отец. Ты – мое все. И теперь станешь тестем. Я собираюсь обручиться с ней. Поскольку четыре года не смогу никого из вас видеть. Но хочу, что б ты знал, – я всегда любил вас обоих и буду любить, пока жив. Впрочем, и после смерти тоже – как ты маму.
Клод судорожно выдохнул в спину высоченного сына свою горечь и ревность. Отстранился от него, грустно улыбаясь.
– Мы шутили когда-то с Софьей в прошлой ее жизни, что ты станешь моим конкурентом в любви к ней лет через двадцать. Но ты стал раньше… Иди, поешь, потанцуй с суженой. Я вас благословляю. Я ведь давно сделал тест ДНК. И все были в курсе, что ты зачат не мной. Но ты поселился в сердце. И не было дня, чтобы я считал тебя чужим.
– Мой проект приняли к исполнению в Академии. И мне придется исчезнуть оттуда – вскоре меня якобы отчислят и перевезут на секретный полигон. Поэтому мы с тобой и остальными не будем видеться. Но никому ничего не рассказывай.
– Понял, – Клод быстро справился с изумлением и еще одним ударом под дых.
– Вот уж действительно – вечер сюрпризов, – громко сказал он гостям.
– Фред сбежал в самоволку! И теперь не знает, чем ему аукнется сегодняшний вечер. – Леон набросился на брата сзади и повис на плечах.
– Недрейфь, брат! Лучше быть плохим курсантом, чем плохим сыном. Отмажем тебя, вступимся, – пообещал Роберт.
– Справимся, – сообщила ему и Вера.
– И жизни не жалко за такого отца, не то что посидеть на гауптвахте, – с теплой грустью сказал Дин Рид. – Нам ты, Клод, жизнь не дал, но вернул, – емко сказал Эрос, чокаясь с Верой, а потом с Клодом, Софи, Дином Ридом.
Тут микрофон у них перехватил бывший квадратный мальчик, который стал более-менее прямоугольным, а уже не квадратным – Мартин Брот.
– А я хочу сказать Клоду, что все, что мы делаем и будем делать, – только для того, чтобы хоть приблизиться к тому идеалу человека и джентльмена, которым Клод стал к своим сорока годам.
Подойдя сзади и потянув голову Клода вниз за ухо, Настя прошептала:
– А я хочу подарить тебе секс этой ночью. Я знаю, знаю, что мы не должны. Но я тебе себя дарю, а не продаю в жены. Софья ничего не узнает. Никогда.
Клод обернулся и посмотрел в ее горящие неистовым желанием глаза, она была словно в религиозном экстазе. Клоду передалась ее страсть. Он весь вспыхнул.
– Пожалуй, пора разрушить образ святого, которым меня все воображают. А я хочуснова с тобой записать звуки страсти для новой музыки без рэпа.
– Запишем. И не раз, – глаза ее переливались в свете огней, которые уже зажглись для номера в исполнении воспитанников. Имя юбиляра, выложенное в воздухе телами парней, которых сам он научил гимнастике.
А после этого (как раз уже стемнело, как следует), размотав, опустили большой белый экран и запустили с проектора фильм об истории любви Клода и Софьи.
Его смотрели стоя все почти два часа. И плакали, не стесняясь.
Настя стояла, обняв Клода за талию на глазах у дочери. Но все, кто видел это произведение под музыку Гии, не могли чувствовать ничего, кроме заражения любовью, омовения ею. Соня оказалась в кольце рук Фреда. А Вера прижалась к Эросу.
Роберт с Робертой держались за руки.
Клод был так… измучен. Он вначале почувствовал восторг и опьянение, потом горечь и горе, потом у него было похмелье от горько-сладкого коктейля чувств. И ощущение неизбывного несчастья нахлынуло после последних кадров. Будто он снова все пережил и снова потерял.
Голова болела и сердце бухало неровно. И при этом он был счастлив. Его любимую оживили на два часа, возродили в прежнем теле. Которое он любил, чего греха таить, больше, чем ее душу, в те времена, когда у него был выбор…
Экран свернули. Все молчали. Потом зааплодировали.
– Браво! – кричали и гости, и официанты, и даже те, кому фильм был виден с тротуара.
– Тебе понравился фильм? – спросила Софья отца. Ее глаза сияли перед ним в точности как там, на большом экране. От воспоминаний о любви. И при этом сзади нее нынешней стоял Фред и смотрел на отца с состраданием.
Клод не ответил дочери, только пожал плечами, уходя в тень деревьев у ресторана.
Он и правда не знал, что сказать. Зато, оказавшись вдали от всех, позвонил Гие. Не мог он тайком воспользоваться его женой.
– Слышал твою музыку. Ты все почувствовал верно.
Гия с трудом проглотил комок в горле и ответил:
– Мы все тогда любили не столько друг друга, сколько вас с Соней. Вашу любовь. Поэтому женились, надеясь, что и у нас будет что-то наподобие. Но не бывает ни одной похожей любви. А все рассказы о ней – это как… Шопен, переделанный в рингтон. – Он помолчал, собираясь с силами. – Скажи Насте – я ее понимаю. Просто не умею делиться, поэтому на нее и обозлился. И с тобою, Клод, мы больше не друзья. Но дочь надо вернуть мне.
Клод отключился, не отвечая ничего. И не сказал о разговоре Анастасии.
Настя под шумок увела его с праздника сразу, как включили свет в ресторане и подали десерт. Пошла дарить себя. Из душа она вышла с ленточкой на шее, как и полагается подарку. Голый Клод уже ждал ее, поставив рэп из фильма с записью голоса Софьи.
– Итак, мы будем любовниками. Как Соня прописала. И я тебя буду любить, а ты меня – нет. – Ей было горько и сладко от такого самопожертвования.
– Прости за это! – сказал Клод. И тут же чуть не проглотил ее рот в поцелуе.
– Я не могу больше сопротивляться мужчине в себе, – сказал он после этого виновато.
– Ты просто изголодался по сексу, я не обманываю себя на этот счет. А я… я готова умереть, только чтобы испытать любовь с
