Челси Ярбро - Дорога затмения

Грустно сознавать, что наша прекрасная родина терпит множество бедствий от вероломных наскоков врага, но эта грусть зажигает в сердцах ее верных долгу сынов непримиримый огонь ненависти к ненасытным захватчикам.

ГЛАВА 8

К вечеру того же дня защитники Мао-Та почали два бочонка рисового вина. Праздники, знаменующие пик летней поры, завершались. Женщинам из соседних хозяйств, равно как и обитательницам заставы, открыли доступ в обнесенную частоколом комендатуру, чем те и не преминули воспользоваться. Гульба шла в нижнем зале древнего каменного строения, стук глиняных чаш становился все громче, раскаты смеха выплескивались во двор.

Вечер выдался душным, обещая грозу. Лица пирующих лоснились от пота.

Ю А, ухватив двухструнную лютню, сиплым голосом затянул забористую балладу. «Девчонка трепетала, как розы лепесток», — подбадриваемый гоготом сотоварищей, самозабвенно выводил капитан, обращаясь к ступеням лестницы, ведущей в покои Чи-Ю. Он знал, что та может его услышать, но не смущался ничуть. Пусть слышит, пусть наконец поймет, сколько в нем пыла и страсти. Глупо сидеть в одиночестве, отгородившись от всех. Военачальница, правда, соизволила в самом начале пирушки почтить своим присутствием подчиненных, но через короткое время удалилась к себе. Дабы собравшиеся не ощущали неловкости, так она пояснила. Веселье после ее ухода и впрямь разгорелось, однако Ю А оно быстро прискучило. Ему хотелось быть рядом с Чи-Ю, в тесноте ее крошечной спальни. С каким удовольствием он наблюдал бы, как сбрасывает одежды эта гордячка, возбужденная его близостью и жарой.

Одежды уже сбрасывала и героиня весьма поэтичной, но малопристойной баллады.

— Ю, — прокричал старший лучник, перекрывая шум, — зачем тебе петь о том, что ты можешь увидеть воочию? Погляди на Фео. Она готова на многое и попискивает куда приятнее, чем твоя лютня!

— Да, Ю, — усмехнулась Фео, — я уж сумею тебе угодить! — Будучи в меру пухленькой и миловидной, эта женщина отличалась веселым нравом и недотрогой отнюдь не слыла. Ее мужу перевалило за пятьдесят, но он все еще хотел иметь сыновей и потому смотрел сквозь пальцы на шашни супруги. — Временами мужчине следует браться за что-нибудь более стоящее, чем рукоять его боевого меча.

Ее слова сопровождались одобрительным ревом гуляк, шутники тут же принялись строить предположения, за что, кроме веника и горшков, следует изредка браться и женщинам. Одна из острот была особенно уморительной, и Ю А невольно расхохотался.

— Ю, — шепнула Фео, подаваясь к нему. В темных глазах ее плавали призывные искры.

Выругавшись, капитан отшвырнул лютню и сгреб пышногрудую прачку в охапку. Под свист и гиканье окружающих Ю А вынес свою добычу во двор. Там, в темноте, чередой торопливых резких толчков бередя горячую женскую плоть, он попытался себя убедить, что его многоопытная партнерша куда привлекательнее угрюмой затворницы, томящейся в одиночестве наверху, и в момент бурного обоюдного извержения, похоже, достиг своей цели.

К тому времени, как в нижнем зале комендатуры появился одетый в черное человек, веселье уже угасло. Гуляки разбрелись кто куда, в углах помещения мирно посапывали пьянчуги, хватившие лишку. Поднявшись по лестнице к покоям Чи-Ю, Сен-Жермен в нерешительности остановился. Его свободное египетское одеяние плохо гармонировало с высокими византийскими сапогами, но он был обеспокоен не этим. Ему вдруг представилось, что позднему гостю тут вряд ли обрадуются, однако отступать не хотелось. Узкая кисть вскинулась и решительно постучала в местами вытертую до рыжины красную дверь.

— Кто? — прозвучал резкий вопрос.

— Ши Же-Мэн, — отозвался гость. — Вы хотели видеть меня.

— Это было в обед, — донеслось из-за двери. — Уже слишком поздно.

— Я не мог оставить лабораторию, — пояснил Сен-Жермен, несколько вуалируя истинную причину задержки. — В одном из тиглей шел сложный процесс. — Теперь можно было уйти, но он не двинулся с места.

В нижний зал вкатились три ополченца, крикливо требуя наполнить их чаши вином. Какой-то пьянчуга зашевелился и громко рыгнул, троица побежала к нему.

Дверь отворилась.

— Да заходите же! — прошипела Чи-Ю. — Не хватает, чтобы они вас увидели.

Сен-Жермен быстро шагнул в покои военачальницы и уже там спокойно сказал:

— Вам нечего опасаться. Сейчас мимо них можно провести и слона. Никто ничего не заметит.

Чи-Ю наморщила лоб.

— То-то и плохо. Я рада, что поставила у ворот надежных людей. Они, случись что, хотя бы поднимут тревогу, которая, впрочем, ничему не поможет. Мы совершенно небоеспособны.

Китаянка поежилась и поплотней запахнула свой тонкий халат. Проблеск молнии на мгновение затопил комнату призрачным светом.

— Мне следовало прийти раньше, — сказал Сен-Жермен, чтобы что-то сказать.

— Возможно, да, а возможно, и нет, — рассеянно пробормотала Чи-Ю, вслушиваясь в дальние рокоты грома. — Я весь вечер читала.

— Что-нибудь увлекательное?

Она указала на свиток, белеющий под бумажным настольным фонариком.

— Мо-Цзы.

— Мо-Цзы, — повторил он, исподволь наблюдая за ней, благо его собственное лицо оставалось в тени. — Мо-Цзы. Мыслитель, осмелившийся критиковать Канга Фу-Цзы, ненавидевший агрессивные войны. Что вы читали? Его трактат о вселенской любви? Или что-то другое?

Чи-Ю взглянула на него с изумлением:

— Вы знаете наших классиков?

— Разумеется, и не только. Вас это удивляет?

Сен-Жермен сделал шаг к столу. Свет фонариков наконец озарил его гладкий лоб и тонкий прямой нос с чуть искривленной горбинкой. Чи-Ю вспыхнула, заметив, что губы гостя кривятся в ироничной усмешке, и только тут осознала, что почти не одета.

— В инородцах — да.

Она принялась сворачивать свиток, потом, приостановившись, сказала:

— Я читала от том, как Мо-Цзы ходил по деревням, обучая простых селян приемам борьбы с наседавшими на них со всех сторон приспешниками мелкопоместных князьков, поглощенных междоусобными сварами. Мне казалось, что в его наставлениях я смогу отыскать что-то полезное и для нас.

— Ну и как? Отыскали?

— Очень немногое. Пригодное разве на то, чтобы дать занятие земледельцам.

Китаянка вздохнула, перевязывая свиток шелковой лентой, потом с некоторой заминкой спросила: