Денис Шулепов - Индиго

— Чего тебе? — спросил надзиратель, зевая во всю физиономию.

— Дело у меня к тебе денежное, — полушепотом сказал Кузьма и увидел загоревшиеся сощуренные глазки надзирателя, последний потянулся ухом к решётке. А Кузьма, не раздумывая, хвать того за горло и шмякнул лбом о кованый прут. Глазки надзирателя потухли и скучились у переносицы. Кузьма сорвал кольцо с ключами с пояса надзирателя и для верности повторно жахнул того о решётку. Надзиратель кулем осел у клетки.

Кузьма поочередно всовывал ключи в скважину массивного висячего замка, на пятой попытке ключ провернулся. Слегка дрожащими руками (Кузьма понимал, что попадись он, то расстрела на месте не миновать) он снял замок и открыл клетку. На столе, за которым коротал время надзиратель, тасуя карты, лежали пистолет и розги. Кузьма забрал то и другое. И, готовясь оказать сопротивление, шагнул к выходу.

Он так и не дал клятву Валюше, и он шёл к барину спросить с него за всё. 

58

Валентин боялся. У него мелькала в голове даже мысль убийства без дум, без дрожи, без последствий, активировав всю жестокость, какая была в нём. Мысль была мимолетной, но Валентин с огромным трудом удержался, чтобы не ухватиться за спасительную соломинку. Слишком гнилая соломинка в реке взыгравшей любви, притом что река, будучи в представлении Валентина изначально тоненьким ручейком, при благоприятной эмоциональной погоде быстро становилась полноводной и быстротечной, и скоро прогнозировалось вполне осознанное впадение в море чувств… а там не за горами океан. И «соломенная» мысль убийства не способна спасти от желания познания любви . Убив единственную на всей Земле девушку, разбудившую в аморфном юноше влюблённость и, как следствие, любовь, пребывавшую всю жизнь в мертвецкой спячке, Валентин обрекал себя на вечный поиск ответного чувства с тысячью и тысячью девушек, никогда и ни за что не сравнимых с его найденным идеалом. И отдавал себе в этом отчёт. Ему не нужно читать мысли Даши, чтобы определить полнейшую духовную совместимость с ней. Они обнялись тогда, прощаясь (то есть, говоря «до свиданья»!) у кафе, и сердце Валентина растеклось воском, он ощутил небывалую негу

нирвану

от простого объятия. И понял именно в тот момент, что хочет пройти путь любви (так он назвал для себя новый кратковременный (как считал) смысл жизни и существования) от начала и до конца.

Жаль только, что конец из иного понятия логики.

Валентин не представлял, как должно вести себя с девушкой. Поможет ли найти правильное решение первоначальное впечатление их одинаковости и раскованности, не надоедливости и заинтересованности, симпатии и расположенности к продолжению знакомства? Им приятно вместе!

«Господи, дай мне сил и храбрости, помоги преодолеть малодушие!» — взмолился Валентин и, повторяя, как заклинание эти слова, поспешил на встречу с неожиданной

(Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость, несвоевременная страсть, горькая, а сладость?)

своей любовью, с Дашей.

Её плечи укрывала льняная кофточка кремового цвета (день был прохладный, дул северный ветер) с рисунком черепушки а-ля Веселый Роджер на спине с одной лишь разницей, что место перекрещенных костей под черепом занимали две веточки цветущего жасмина. У Валентина рисунок ассоциировался с «чёрной вдовой», но он немедля отбросил подобные мысли.

Валентин рассказывал о своей жизни, смущаясь, что многое… да что душой кривить! — большинство из рассказанного являлось небылицами, в которых он сам себя представлял таким, каким мечтал быть. А мечтал он быть спасителем людских душ… на худой конец — спасателем МЧС (но в реальности дальше грёз дело не шло). Это-то и смущало Валентина, ему противно было врать ей, потому он старался стать самым добросовестным собеседником, то есть тем, кто умеет слушать. Собственно, стараться не особо приходилось — Даша сама охотно рассказывала о себе, казалось, она упивается краснобайством. А Валентину нравилось слушать девушку, ещё больше нравилось слышать её голос. Трогательно-бархатистый, он ласкал огрубевший стройкой слух юноши.

Поздний вечер грозил обернуться ночью, когда молодые люди под ручку поднялись на мост, перекинутый через Москву-реку к самому Храму Христа Спасителя. На мосту Даша остановилась и сказала:

— У меня есть для тебя небольшой подарок, — девушка хитро улыбнулась, — только, чтобы его получить, ты должен проскакать на одной ноге до конца моста!

Валентин подумал, что та пошутила, но нет, она ждала. Валентин оглянулся вокруг — они здесь не одни, влюбленные парочки неспешно шагали взад-вперёд.

— Ну хорошо. Ради тебя! — сказал Валентин. А на лице Даши читалось, мол, разве есть варианты?

И Валентин поскакал. Когда полмоста было пропрыгано под ироническими улыбками прогуливающихся парочек и невозмутимыми взорами желтоглазых фонарей, Валентин подумал над абсурдностью своего поведения: «Ну что она может мне подарить! Незабываемую ночь в своей уютной квартирке? Она не такая». Он повернул голову, посмотреть на Дашу и едва не навернулся, споткнувшись на ровном месте. Прыгая-балансируя, Валентин увидел идущую следом спутницу: она шла, чуть наклонив голову (легкий ветерок создавал впечатление воздушности её волос), задумчиво-любопытный и, может, изучающий взгляд, не мигая, оценивал молодого человека. Валентин решил доскакать.

А доскакав, не решился опустить ногу, так и стоял цаплей, ожидая девушку, невольно вспомнив отрывок стиха (совершенно не подходящего к данному моменту), не парясь вспоминанием автора:

Я вновь назвал тебя моей , как прежде

В каком-то смутном проблеске надежды…

Моя и не моя — метаморфоза!

Теперь ты боль моя — души моей заноза.

Даша подошла, она смеялась.

— Чего ты ногу-то не опускаешь, дурачок? — спросила она.

— Действительно, почему? — Валентину тоже стало смешно.

Даша надавила рукой на его коленку, Валентин выпрямил ногу. Девушка прильнула к парню и поцеловала.

«Какой же я пошляк! «Незабываемая ночь в уютной квартирке»… тьфу, идиот! Она меня хотела поцеловать ! О, прелесть!» — одновременно обругал себя и восхитился Валентин, когда долгий поцелуй всё-таки выдохся, хотя оба влюбленных думали о том, чтобы он не прерывался хотя бы четверть вечности.

И да, парень и девушка чувствовали себя влюблёнными.

Только влюблённость каждого мерилась своими представлениями. Даша невольно строила планы на будущее. Валентин же дышал настоящим, не думая о перспективе задохнуться в будущем. Будущего как такового у него не было.