Фрэнсис Вилсон - Пожиратели сознания

Поняв, что Жаннет дала ему ключ от своей квартиры, Кейт испытала приступ тошноты.

Закрыв за собой дверь, он прошел в комнату и протянул руки к Жаннет:

— Что с тобой случилось?

Она кивнула и сама протянула руки ему навстречу, которые он принял. Так они и стояли, глядя друг на друга.

— Соберись, — сказал мужчина.

Жаннет снова только кивнула. После нескольких секунд молчания. Жаннет сказала:

— Приступ.

Оба они уставились на Кейт.

— Что тут происходит? — спросила она. — И кто вы такой?

— Это Теренс Холдсток, — объяснила Жаннет. — Друг.

— С тобой все в порядке? — обратился Холдсток к Жаннет.

— Не уверена.

— Я сам проверю.

Снова обмен взглядами. Затем Жаннет повернулась к ней:

— Мы пойдем прогуляемся.

Внутренний панический голос сказал Кейт, что Жаннет нельзя отпускать с этим человеком. Она не могла избавиться от пугающего и совершенно ненаучного впечатления, что существуют две Жаннет — и та, которую она знала и любила, находится внутри этого странного существа и старается процарапаться наружу.

— Я тоже пойду.

— Нет, — сказала Жаннет. — Нам нужно побыть наедине.

И, не проронив больше ни слова, даже не попрощавшись, они повернулись и вышли.

Кейт понимала, что в любое другое время она, скорее всего, признала бы свое поражение. Но сейчас она испытала такую встряску, что не думала об этом. Творилось что-то совершенно неправильное. Эта проблема носила нейрологический характер. Иначе и быть не могло. А с мозгом Жаннет работал ее онколог, доктор Филдинг.

У нее дрожали руки, когда она взялась за телефон. Она должна позвонить Филдингу. Но затем… что затем? Что может он сделать, если Жаннет отказывается видеть его? Этот человек, этот Холдсток, похоже, оказывает на нее какое-то гипнотическое воздействие.

А это значит, что она должна сделать другой звонок. Своему брату. Больше всего ей хотелось, чтобы он держался подальше от всего этого, но она не могла забыть, как обе женщины, которым она звонила утром, говорили, что могли бы доверить Джеку даже свою жизнь. Может быть, тут как раз и нужен кто-то вроде него, потому что Кейт помнила и ледяной холод в глазах Холдстока, и растерянность Жаннет.

Может ли она доверить Джеку жизнь Жаннет? Но у нее не было выбора.

Господи, ей оставалось лишь надеяться, что она ни о чем не пожалеет.

8

У него мучительно ныли ноги и горели ступни, когда Сэнди наконец добрался до двери квартиры, мрачно предвидя, что его встретит пустое помещение, где от Бет не осталось и следа. Иначе и быть не может, потому что утомительный день поисков в Верхнем Вестсайде можно охарактеризовать лишь одним словом: пусто.

Но ты и не мог ждать, что все получится с первого же раза, убеждал он себя.

Все же он не мог отрицать, что, выходя утром на охоту, он в глубине души лелеял надежду на счастливый случай, на озарение — пусть для этого и не было никаких оснований.

Да, надежды у него были большие. В половине шестого они еще в нем жили. Сэнди знал, что поиски стоит продолжить, но совершенно выдохся. Улицы были забиты людьми, и он уже был не в состоянии бросать подозрительные взгляды или, рассматривая очертания голов, убеждаться в своих ошибках. Он устал выслушивать: «Никогда в жизни не встречал такого» — и еще больше устал от постоянного вранья, объясняя, почему он ищет человека на рисунке. Наконец он засунул его в карман.

Завтра будет другой день.

А как насчет сегодняшнего вечера?

Конечно, я мог бы завалиться в какую-нибудь компанию, подумал он. Оказаться в обществе женщины с большими карими глазами и короткими черными волосами. В обществе Бет.

Он не позволял себе лелеять надежду, что она все еще ждет его. Скорее всего, проснувшись, она немного побродила по квартире, а потом ей все надоело и она вернулась к своему бойфренду.

Но тут Сэнди услышал из-за двери музыку, очаровательные аккорды «Все будет хорошо». Отперев ее, он вошел. Вместе с музыкой на него нахлынула волна запахов. Еда. Кто-то готовит.

— Ты как раз вовремя! — появилась из кухни улыбающаяся Бет. — Я уже начала беспокоиться.

Сэнди попытался понять, что происходит. На стойке в кухне громоздятся бутылки, пакеты и коробки — вино, рагу, паста «Ронцони». Горящие свечи, приспущенные шторы, играет музыка…

Бет насторожилась. Может, из-за выражения его лица.

— Тебе нравится? — спросила она. — Я надеюсь, ты не осудишь меня за самоуправство, но я проснулась, еды тут не было, и я решила приготовить обед. Если тебе это не нравится…

Сэнди не мог вымолвить ни слова, и поэтому он лишь поднял руку, чтобы остановить ее.

— Что-то не получилось? — сказала Бет. — Скажи что-нибудь. Слушай, если я переступила границы…

Что сказать? — подумал Сэнди. И тут его осенило. Правду.

— Прости. Я просто боялся проронить хоть слово. Я так счастлив тебя видеть здесь, что вот-вот заплачу.

Ее улыбка озарила комнату. Кинувшись к нему, Бет повисла у него на шее. Обняв Сэнди, она клюнула его поцелуем в щеку и сделала шаг назад.

— Боже мой, — сказала она, — ты хоть знаешь, что ты собой представляешь? Ты такой милый! В жизни не встречала такого, как ты.

— Ну, я…

— И не могла представить, что тебе тоже нравится эта группа — по крайней мере, я так предполагаю, потому что у тебя есть все их альбомы. Как я их люблю. И не только потому, что солистку зовут так же, как меня.

Солистку? — удивленно подумал Сэнди. Ах да. Бет Гиббон.

— Это ты купила поесть? — спросил он. Глупый вопрос, но ничего лучше ему не пришло в голову.

— Ага. Надеюсь, у тебя нет анорексии или чего-то такого? То есть тут у тебя совершенно не было еды.

Бет тараторила со скоростью света, и у Сэнди голова пошла кругом. А что, если ей вообще свойственно чудить?

— Я что-то перехватываю на ходу. Слушай, Бет, ты хорошо себя чувствуешь?

— Хорошо ли? — засмеялась она. — Куда лучше, чем хорошо. Уже несколько лет мне не было так классно! — Она собрала с дивана и показала ему стопку желтых листков из ее блокнота, на одном из которых он оставил для нее записку. — Посмотри! Заметки, Сэнди! Они так и хлестали из меня!

— Заметки о чем?

— Как о чем? О чем же еще! О прошлом вечере. Я проснулась, нашла твою записку, вспомнила, что ты говорил утром, и вдруг… как пошло! Bay! Озарение! Словно крыша поехала!

— А что я говорил?

Она расплылась в улыбке.

— О, да ты любишь и Рея Чарльза.

— А?

— Не важно. Ты сказал, что, может быть, тебе удастся все припомнить, потому что ты должен отписаться. И в ходе работы ты преодолеешь все свои эмоции, потому что писание — это что-то вроде зкзорцизма, изгнания бесов. Помнишь?