Валерий Ковалев - Рукопись из Тибета (СИ)

Им были выданы плакаты, на которых было написано по-английски: «Руки прочь от Олимпиады!», «Да здравствует Советский Союз!», а на трех (по-русски) «Картер и Тэтчер засранцы!». Последние исполнил ваш покорный слуга. Типа ответа Керзону[108].

Как известно, Мероприятие прошло при полном аншлаге: в нем приняли участие спортсмены из восьмидесяти стран, а наши атлеты огребли подавляющее число медалей. Да еще установили целый ряд мировых рекордов, в пику заокеанским друзьям. Мол, нате вам! Выкусите!

Когда же спустя месяц олимпийские страсти улеглись, и мир занялся своими обычными играми, меня вызвал в Париж непосредственный начальник, заявив: — Ну что, Волобуев? Допрыгался?

— Не понял, товарищ полковник — озадачился я. — А в чем, собственно, дело?

Далее последовала непередаваемая игра слов, самыми литературными из которых были — жертва аборта и недоносок.

Потом начальник чуть успокоился, выпил валидола и сообщил, что к нам едет представитель Центра. И вроде как по мою душу.

Оказывается, гнусные американцы с англичанами сфотографировали в Марселе три моих плаката на русском языке, передали снимки в свои посольства в Москве, а те заявило ноту МИДу[109].

Мол, недружественный шаг и оскорбление их лидеров.

— Ты знаешь, чем это для тебя может кончиться? — вопросил шеф, глядя на меня, словно Ленин на буржуазию.

— Знаю, — потупился я. — Больше не буду.

— Ясно, что не будешь. Тебя, скорее всего, отзовут и отправят куда-нибудь за Урал. Кстати, поделом. Будешь там чертить плакаты на скалах.

На этом разговор был закончен, и начальник порекомендовал мне паковать чемоданы.

— Твою мать, а как хорошо все начиналось, — возвращаясь скоростным поездом в Марсель, с горечью думал я. — Еще бы чуть-чуть и свобода.

За окном проносились пейзажи юга Франции, вокруг, в креслах, о чем-то беззаботно щебетали потомки галлов.

— А почему бы нам не свалить до приезда этого самого гонца? — шепнул внутри меня прокурор. Его тут же поддержали шахтер с моряком. — Точно, надо рвать когти!

— Не слушай этих идиотов, — предостерег чекист. — В таком случае тебя сочтут изменником и рано или поздно отловят. У «конторы» длинные руки. А затем привезут в Союз. На суд пролетарского гнева. Или еще хуже. Шлепнут на месте. Как Меркадер[110] Троцкого.

От столь грустных перспектив я поежился, воссоздав картину, как боевик ПГУ[111] проламывает мне голову ледорубом, а потому решил не суетиться.

По принципу «спешка нужна при ловле блох». Часто применяемом в чекистской практике.

И, как оказалось, не ошибся.

Куратор из центра прибыл вовсе по другим делам. В посольскую резидентуру. А заодно передал мне благодарность от Андропова[112] и поздравил с присвоением очередного воинского звания — капитан. За проявленную инициативу и находчивость.

Ну, вот видишь, а ты боялся, — воспрял духом начальник. После чего предложил выпить по рюмке «мартеля». Генерал с Лубянки благосклонно кивнул головой, — можно.

Глава 3. Не говори «гоп»

После отъезда высокого гостя в Москву, я вплотную занялся подготовкой к побегу. Вдруг возьмут, да и заберут на повышение в центральный аппарат. При таком раскладе.

Для осуществления замысла следовало обзавестись паспортом гражданина Франции, разыграть свою трагическую кончину, а потом сесть на один из авиалайнеров Марсель — Тхимпху в качестве туриста.

Почему именно в Тхимпху? Отвечаю.

Лететь сразу в Китай было чревато.

После «культурной революции» и смерти великого Мао, он все еще оставался достаточно закрытой страной, где каждый прибывающий туда европеец попадал в поле зрения китайских спецслужб и порою исчезал. Бесследно. Что, естественно, меня не устраивало. Кроме того виза в Китай давалась всего на тридцать дней. А после истечения срока, иностранцы выдворялись.

Тхимпху же был столицей королевства Бутан в Гималаях, которое граничило на севере с «Поднебесной», откуда можно было пробраться в Тибет под видом странствующего монаха. А до этого пройти школу в одном из буддийских монастырей. Обучившись образу жизни и повадкам.

Паспорт я приобрел за 500 франков, использовав одного из своих агентов, имевшего знакомых в полиции Марселя. Как и наша милиция, она была продажной, а потому за деньги исполняла все. Вопрос был только в цене товара.

По паспорту я значился Этьеном Готье тридцати лет отроду, уроженцем местечка Руссильон в Провансе.

Теперь следовало обставить свое исчезновение, преподнеся его как несчастный случай.

Это было тоже несложным.

С момента прибытия к новому месту службы, по выходным я регулярно посещал на машине Лазурный берег, который часто называют французской Ривьерой.

Там загорал на пляжах и купался в море, а через пару месяцев купив акваланг, продолжил занятия дайвингом. Он и должен был помочь исчезновению Волобуева.

Накануне побега, который был намечен на очередной выходной, я прихватил из тайника бриллианты, упрятав их в зажигалку «Зиппо», а из сейфа в кабинете часть наличных франков, оставив пару сотен для будущего дознания. Чтобы его запутать.

Затем рассказал двум коллегам, что собираюсь в субботу навестить пляж в районе местечка Сен-Тропе и поплавать в море с аквалангом.

— Смотри не потони, — сказал один. Брюзга и перестраховщик.

— Типун тебе на язык, — рассмеялся я. — Не первый раз замужем. А про себя подумал: — хорошо сказал. Для последующего разбирательства.

В пятницу, после службы, заправив автомобиль, я погрузил в него акваланг, комплект запасной одежды с обувью, запер квартиру и выехал в суету марсельских улиц.

Затем, оставив город позади, взял курс на Лазурный берег. Слева поплыл непередаваемый ландшафт приморских Альп с платановыми лесами, рощами и виноградниками; справа, в лучах заходящего солнца, до горизонта синело море.

В пригород Сен — Тропе я въехал спустя два часа, когда в небе зажглись звезды и остановился в небольшом мотеле на берегу. К нему примыкал длинный песчаный пляж, со стороны которого доносило шорох прибоя.

Получив у шоколадной мулатки ключи и поднявшись со спортивной сумкой, внутри которой покоился акваланг, в номер, я для начала принял душ, вслед за чем спустился вниз, где с удовольствием поужинал в кафе на открытой террасе. Гостей было немного — в основном бледные туристы из северной Европы, обстановка располагала к отдыху и умиротворению.

Я сидел в плетеном кресле за таким же столиком, потягивая молодое вино, курил «гавану», уставившись вдаль, и в мыслях прощался с Францией.