Том Холланд - Спящий в песках

Можете себе представить мой гнев и разочарование: наткнуться на столь интересную вещь – и уйти ни с чем! Не переставая проклинать тупость и непреклонность старика, я продирался сквозь толпу и в какой-то момент уже намеревался было повернуть обратно и предпринять еще одну попытку. Но едва я остановился, как почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Оглянувшись, я увидел молодого подручного упрямого торговца.

– Господин хотел узнать, откуда тот камень? – спросил парнишка и после моего кивка сказал: – Он из мечети.

– Из какой мечети? Это здесь, в Каире?

Паренек ухмыльнулся.

Я полез в карман за деньгами.

– Господин должен иметь в виду: сведения, которые его интересуют, очень опасны, – промолвил он, не сводя оценивающего взгляда с банкнот.

– Чем? – спросил я.

– Плохая мечеть, господин. О ней идет дурная слава.

Я добавил несколько бумажек и отдал ему деньги.

Паренек убрал бакшиш в карман, взял меня за руку и с заговорщическим видом повел в темную боковую аллею.

– Нужная вам мечеть, господин, это мечеть аль-Хакима, – промолвил он. – Давным-давно он был халифом и правил всеми арабскими землями, но его называют злобным безумцем. Некоторые даже поговаривают, будто он служил силам тьмы и поклонялся не Аллаху, а Иблису.

– А как этот камень попал к старику?

– Мечеть заброшена, господин, так что моему дяде не составило труда вынуть камень из кладки.

– Но почему он не рассказал мне об этом сам? Что его так испугало?

Парнишка отвел глаза, а когда снова воззрился на меня, пальцы его нервно теребили висевший на шее амулет.

– Вырезать солнце на камне, составляющем стену мечети, это великий грех, равно как и вынуть камень из ее стены, – промолвил он, понизив голос. – Если кто-то узнает о дядином поступке...

– Да кто о нем может узнать? Тем паче что мечеть, как ты сам сказал, заброшена.

Паренек пожал плечами, однако я заметил, что разговор явно начинал его тяготить. Мой юный собеседник занервничал и теперь выглядел почти столь же испуганным, как его дядя.

– Прошу прощения, господин... мне надо идти... – сбивчиво бормотал он.

– Постой. Скажи, как мне найти эту мечеть аль-Хакима? Где она находится?

– За Баб-эль-Фатх, за Северными воротами, – крикнул в ответ парнишка, уже на бегу оглянувшись через плечо.

Проводив его взглядом, я задумчиво осмотрелся. Уже смеркалось, на небе начали проступать звезды, и должен признаться, что воспоминание о страхе, который внушала эта мечеть обоим торговцам, едва не заставило меня перенести визит туда на другой день. Но на завтра у меня были запланированы дела за пределами Каира.

Поинтересовавшись, где находится Баб-эль-Фатх, я выяснил, что это не так уж далеко, и ноги чуть ли не сами понесли меня через многолюдный даже в вечернее время базар на север. При мысли о том, что суеверие может оказаться заразительным даже для вполне рационального ума, на моих губах появилась смущенная улыбка.

Когда крытый рынок остался позади, толпы на улицах поредели, зато основательно прибавилось мусора и отходов. Чем дальше, тем уже и мрачнее становились улицы, а нависавшие над большинством из них балконы делали вечернюю тьму еще гуще. Из окон не просачивалось ни единого лучика света. Стих даже шум, что казалось особенно странным для Каира. И все же я не мог отделаться от ощущения, что за мной пристально наблюдают. Казалось, будто за каждым зарешеченным окошком скрываются внимательные глаза. Впечатление это усиливалось часто встречавшимся на стенах изображением глаз, смотревших с раскрытых ладоней: по местным поверьям, этот магический знак защищал от проклятия.

По мере того как улица становилась шире, глаза на стенах попадались все чаще. Вглядевшись в сумрак, я увидел впереди очертания массивных ворот – Баб-эль-Фатх. Где-то за ними должна находиться пресловутая мечеть аль-Хакима. Правда, пока мне удавалось разглядеть лишь примыкавшую к арке полуобвалившуюся стену, настолько убогую, что можно было лишь подивиться нерасторопности властей, до сих пор не распорядившихся ее снести. Даже по сравнению с остальной частью, прямо скажем, запущенной улицы этот участок поражал заброшенностью и захламленностью. И тем не менее эти руины обладали некой необъяснимой притягательной силой. Почти против воли я подошел к воротам и заглянул в проем. За ним виднелся двор, вымощенный поблескивающими под луной мраморными плитами, хотя при более близком рассмотрении оказалось, что мрамор давно растрескался, и сквозь него обильно пробиваются сорняки. Двинувшись дальше, я обнаружил громоздящиеся обломки, остатки стен и справа и слева от себя два четко вырисовывавшихся на фоне звездного неба минарета. В тот же миг сердце мое сжалось от леденящего страха: я понял, что нашел мечеть аль-Хакима.

Преодолев иррациональное чувство подавленности, я двинулся к дверному проему под ближайшим минаретом. Казалось, что каменная кладка там сохранилась лучше, а это порождало надежду на какую-нибудь заслуживающую внимания находку. Над дверью имелась арабская надпись, однако настолько затертая, что мне с трудом удалось разобрать лишь отдельные слова: "аль-Вакиль" (не иначе как имя), "это место" и уже по другую сторону от проема – "тьма".

Я призадумался. Прочесть что-либо еще было невозможно, но одно представлялось несомненным: надпись не имела решительно никакого отношения к давно умершему фараону. Впрочем, по здравому рассуждению приходилось признать, что, понадеявшись на иное, я, очевидно, предался самообману. Как, во имя Господа, имя царя, забытого задолго до распространения ислама и прихода в Египет арабов, могло стать известно мусульманскому халифу. И даже если в силу живучести легенд или еще по какой-то неведомой причине халиф прознал про древнего правителя Египта, что могло заставить его высечь еретические символы на камнях мечети и как могли эти сатанинские знаки пережить столетия?

С другой стороны... Я собственными глазами видел в лавке старика камень с символом Атона, и он был подлинным. Таким же неподдельным, как и явный страх торговца. Уже одно это...

Толкнув дверь, – она распахнулась легко – я всмотрелся в темноту и, сумев разглядеть ступеньки, начал осторожно подниматься. Вскоре стало ясно, что лестница вьется спиралью вокруг центра минарета и ведет, видимо, на самый его верх. Подъем затрудняла кромешная тьма, но через некоторое время впереди блеснул тонкий серебристый луч. Выглянув в узкое оконце, сквозь которое в башню проникал лунный свет, я понял, что поднялся выше, чем ожидал. Задержавшись ненадолго, чтобы обозреть хорошо различимые сверху развалины мечети, я продолжил восхождение. Мне встретилось еще одно окно, потом другое, и наконец, после четвертого взору предстала массивная дверь. В отличие от нижней, ветхой, ее, казалось, навесили сравнительно недавно, а бледный свет луны позволял отчетливо видеть вокруг дверной рамы следы укрепления каменной кладки. Я взялся за ручку, но, как ни старался, попытки отворить дверь успехом не увенчались. Прекратив тщетные потуги, я сделал шаг назад и задумался. Что могло скрываться по ту сторону двери и кому потребовалось с таким очевидным старанием перекрывать туда доступ? Поскольку ничего другого мне не оставалось, я решил осмотреть преграду более тщательно. Возможно, угол падения лунного света к тому времени изменился, ибо на сей раз внимание мое привлекла деталь, несколько мгновений назад оставшаяся незамеченной.