Анна Старобинец - Резкое похолодание

— Я не утешаю! Я правда думаю, что дело в какой-нибудь ерунде. Скорее всего, у тебя просто переутомление, ну или, я не знаю…

— Не надо! Все ты прекрасно знаешь. Со мной что-то не так. Это что-то плохое. Это не просто переутомление. Это…

…Это. Страшное. Которое не хочется называть…

— Может, ты все-таки не будешь сам себе ставить диагноз?

…Которое приходит без предупреждения. Приходит слишком рано. Приходит ненадолго. Приходит за тобой.

— Я не ставлю диагноз. Я просто чувствую.

— Все будет хорошо, — сказала Настя, просительно и беспомощно. — У тебя неправильный настрой. Не надо впадать в панику. Надо верить, что все будет хорошо.

— Да, — вяло кивнул Антон.

Боль усиливалась.

Он смотрел, как Настя аккуратно соскабливает сливочное масло с подмерзшего квадратного куска.

Боль усиливалась.

Быстро, с нажимом, вдавливая чуть ли не в стол белую хлебную мякоть, она намазывала масло на хлеб. Боль…

Вот так и с ним, так и в нем — невидимый кто-то соскабливал, вдавливал, размазывал и крошил. Его мозги, его клетки. Быстро-быстро. Больно-больно.

Ее руки…

— Что ты так странно смотришь?

…теперь уже не просто двоились. Они как будто немного изменили цвет. Все изменило цвет.

— Лиловый…

— Что? Что — лиловый?

…оттенок у масла, у хлеба, у ее кожи. Лиловый двоящийся бутерброд. С двойным лиловым маслом, двойным лиловым сыром и двойным лиловым белым хлебом.

Лиловый дабл-чизбургер…

— Нет, ничего. Показалось.

Это длилось с минуту. Потом отпустило. Цвета снова стали нормальными, и даже боль в голове почти прошла.

— Бутерброд будешь? — спросила Настя.

— Буду.

— Когда у тебя результаты?

— Какие результаты? — Он блаженно улыбнулся. Без головной боли было пусто и хорошо. Так хорошо. Почти счастье.

— Результаты обследования. Когда тебе скажут?

— Завтра. — Антон вдруг очень остро почувствовал, что улыбка все еще висит на его лице — и что она до ужаса, до ужаса неуместна.

— Ты туда позвонишь?

— Нет. Поеду. К десяти утра. По телефону они такое не говорят.

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Да… нет.

— Почему?

— Ну, просто… Скорее всего, все ведь будет нормально. Чего тебе зря мотаться? Ты ведь не любишь больницы… Да к тому же она в такой заднице! От метро еще минут пятнадцать пешком.

— Ничего, дойду как-нибудь. А какое метро?

— Метро… — он нахмурился. — Это метро… Как его…

Название.

…главное — не впадать в панику…

Он не помнил названия. За последнюю неделю он приезжал в эту больницу два раза — …нужно просто расслабиться — и оно вспомнится само… — а теперь не мог вспомнить названия станции. Память услужливо предлагала ненужный, не имеющий отношения к делу хлам: «Белорусская», «Комсомольская», «Петрозаводская», «Марьино»… Это все не то. А ему нужна станция…

— Что — забыл? — насторожилась Настя.

— Ну да, как-то просто вылетело из головы…

…Только без паники… Без паники… Есть вот какой прекрасный способ вспомнить забытое слово: нужно проговаривать про себя буквы в алфавитном порядке. Когда дойдешь до нужной буквы — той, с которой начинается слово, — память включится. И слово всплывет. «А»… Нет, не «А». «Бэ»… Нет. «Вэ»…

— Но у тебя ведь где-то записан адрес?

…Гэ… Дэ…

— Да, записан.

…Е… Жэ…

— Ну так посмотри, как называется станция!

— Нет, я хочу вспомнить…

…Зэ…

— Слушай, не сходи с ума, а? Каждый может забыть название станции. Я тоже могу забыть. И это совершенно не значит…

— Да дай ты мне сосредоточиться, а?!

…Зэ… И…

— Не кричи на меня!

И… Кэ… Кэ?

— На «кэ»!

— Что?!

— Название станции — начинается на букву «кэ».

— Антон…

…На «кэ». Ну а дальше что? Дальше-то что?…

— «Комсомольская»? — безжизненным голосом предположила Настя.

— Нет.

— «Курская»?

— Да нет же! — он почти орал.

Настя резко поднялась и вышла из кухни.

— Насть, извини! — крикнул ей вслед Антон. — Настя! Не обижайся, пожалуйста!

Она вернулась. В руке — календарик. На календарике — схема московского метрополитена.

— Вот, — она протянула схему ему.

— Нет, я так вспомню.

— Это какой-то бред! — теперь уже она орала. — Это бред, понимаешь? Посмотри на схему! Найдешь там эту чертову станцию! Увидишь, как она называется! И скажешь мне! И все! Вот и все!

— Хорошо, — Антон взял схему. — Ладно, хорошо… А-а… «Калужская».

— Точно «Калужская»?

— Точно. «Калужская».

Это все уже как будто было, — подумал Антон, — опять то же самое. Она стояла вот так же. В той же позе. А я сидел. В той же позе. Сейчас она скажет: «Ну вот и отлично!»

— Ну вот и отлично!

…А я скажу: «Да»…

— Да.

…Теперь она сядет на стул… — ага, вот так, именно так… — и скажет: «Ну так что»…

— Ну так что…

«Мне поехать с тобой…»

— Мне поехать с тобой?

— Настя!

«Что?»

— Что? — она вздрогнула.

— Я все это помню.

«Что ты помнишь?»

— Что ты помнишь?

— Это.

Теперь в ее глазах появился страх.

…Ага, отлично, — с отчаянием подумал Антон. — Приехали. Она думает, что я сумасшедший. Она боится. Она просто боится. Не за меня. Меня.

Волшебство вдруг кончилось: больше он не помнил.

Не помнил, что будет дальше.

— Что ты помнишь? — повторила Настя.

— Как будто все это уже было. Как будто… ну, как будто я все это уже видел то ли во сне, то ли еще где-то…

— Ну да, — она облегченно вздохнула. — Это бывает. Дежавю. Когда тебе кажется, что что-то происходит с тобой не в первый раз. Со мной тоже случалось… А может, — она улыбнулась, — может, все это уже действительно было? В прошлой жизни. И иногда, очень редко, мы вдруг что-то вспоминаем… — Настя заметно оживилась.

Она явно была рада сменить тему.

— У меня это бывает довольно часто, — сказал Антон. — Раз в несколько дней — точно.

— И это, конечно же, тоже симптом смертельной болезни?

— Нет… Не знаю. Наверное, нет.

— Слушай, а если правда? — Настя оживилась еще больше. — Например, много миллиардов лет назад мы уже жили, и все было точно так же… И все циклически повторяется…