Стивен Кинг - Долорес Клейборн

В моих ночных бдениях ответ казался достаточно простым: я должна забрать детей и уехать на материк, причем сделать это как можно скорее. Тогда мне удавалось быть спокойной, но я знала, что не смогу долго сдерживать себя — этот внутренний глаз не позволит мне. В следующий раз, когда я взорвусь, он будет видеть даже лучше, а Джо будет казаться еще противнее, и может не найтись ни одной оправдательной мысли на этой земле, которая удержит меня. Это был какой-то новый вид сумасшествия, по крайней мере для меня, и у меня хватило ума понять все вытекающие из этого последствия. Я должна уехать с острова, пока это сумасшествие полностью не овладело мной. А сделав первый шаг в цепи этих размышлений, я поняла, что означал тот хитрый огонек в глазах Джо.

Выждав, пока все немного успокоится, в одну из пятниц я села на одиннадцатичасовой паром и отправилась на материк. Дети были в школе, а Джо шатался где-то с приятелями и не должен был появиться дома до захода солнца.

Я взяла с собой чековые книжки всех троих детей. Мы откладывали деньги на их обучение в колледже с самого их рождения…

Я откладывала, Джо было абсолютно все равно, будут они учиться или нет. Когда вставал этот вопрос — конечно, это я поднимала его, — Джо чаще всего сидел в своем дерьмовом кресле-качалке, уткнувшись в «Америкэн», и единственное, что он мог сказать, было следующее: «Скажи мне, ради Бога, почему ты так настаиваешь на том, чтобы послать этих детей в колледж, Долорес? Я же не учился, но от этого мне нисколько не хуже».

Есть вещи, о которых спорить абсолютно бесполезно, ведь так? Если Джо считал, что чтения газеты и раскачивания в кресле ему достаточно, то о чем еще можно говорить? — это было бы просто бесполезно. Но это было еще ничего. Пока мне удавалось выбить из него хоть немного деньжат, чтобы положить на счета детей, я не стала бы возражать, даже если бы ему вздумалось считать, что во всех колледжах заправляют коммунисты. В ту зиму, когда он работал на материке, мне удалось выцарапать из него целых пятьсот долларов, и он визжал, как щенок. Жаловался, что я забрала у него все до последнего цента. Однако это не так, Энди. Если этот сукин сын не заработал в ту зиму две тысячи и, может быть, заначил еще двести пятьдесят долларов, то пусть у меня язык отсохнет.

— Почему ты вечно пилишь меня, Долорес? — спрашивал он.

— Если бы ты был в достаточной степени мужчиной, чтобы делать то, что нужно твоим детям, я бы никогда не ругалась с тобой, — отвечала я, и так далее и тому подобное, бу-бу-бу-бу-бу. Иногда я страшно уставала от этого, Энди, но я почти всегда выбивала из него то, что считала необходимым для обеспечения детей. На это у меня всегда хватало сил, потому что у моих детей больше никого не было, кто бы мог обеспечить им уверенное будущее.

По сегодняшним меркам, на этих счетах было не так уж и много — около двух тысяч на книжке у Селены, восемьсот у Джо-младшего и четыреста или пятьсот у Малыша Пита, — но это было в 1962 году, а с тех пор произошли огромные изменения. Тогда этого было достаточно, чтобы уехать с детьми. Я решила взять деньги Малыша Пита наличными, а на остальные выписать чек. Я решилась сжечь все мосты и уехать в Портленд — найти жилье и приличную работу. Конечно, мы не были приспособлены к городской жизни, но люди привыкают к чему угодно. К тому же в те годы Портленд был не таким уж огромным городом — совсем не таким, как сейчас.

Как только я устроюсь, постепенно я возмещу сумму, которую вынуждена буду истратить, и я знала, что смогу сделать это. Даже если мне это и не удастся, детки у меня умные, к тому же существуют такие вещи, как стипендия. Самым главным было увезти их — тогда это было важнее, чем колледж. Первое — это первое, как гласит лозунг на бампере старенького трактора Джо.

Я уже три четверти часа рассказываю вам о Селене, но не одна она страдала от Джо. Ей досталось больше всех, но тучи сгущались и над Джо-младшим. В 1962 году ему исполнилось двенадцать — беззаботный, прекрасный возраст для мальчика, но, взглянув на него, вы бы так не сказали. Он редко улыбался и почти никогда не смеялся, да это было и неудивительно. Он не мог войти в комнату, чтобы отец не подстерег его, как ласка цыпленка, постоянно указывал ему, чтобы тот поправил рубашку, причесан волосы, перестал сутулиться, перестал быть маменькиным сыночком с вечной книжкой под носом и стал наконец-то мужчиной. Когда Джо-младший проиграл соревнования за год до того, как я выяснила, что с Селеной произошла беда, слушая его отца, можно было подумать, что сына исключили из команды за использование допинга. Добавьте к этому то, что он подозревал о возне папаши с его старшей сестрой, — и вот вам еще одна проблема. Иногда я видела, как Джо-младший смотрит на отца — в его взгляде была настоящая ненависть. А за неделю или две до того, как я отправилась на материк с чековыми книжками в кармане, я поняла, что, когда дело касается отца, у Джо-младшего есть свой внутренний глаз.

А потом еще Малыш Пит. К четырем годам он просто хвостиком ходил за Джо. Он подтягивал штанишки точно так, как это делал Джо, выдергивал воображаемые волоски из носа и ушей, как это делал Джо. В свой первый учебный день он вернулся домой зареванный, с засохшей грязью на брюках и с царапиной на щеке. Я присела рядом с ним на ступеньки веранды, обняла и спросила, что случилось. Он сказал, что проклятый ублюдок Дики О'Хара толкнул его. Я объяснила ему, что «ублюдок» — это ругательство и он не должен произносить таких слов, а потом спросила, знает ли он, что такое «ублюдок». Честно говоря, мне было интересно, что может выдать его ротик.

— Конечно, — ответил он. — Ублюдок — это такой вот безмозглый сопляк, как Дики О'Хара.

Я сказала сыну, что он ошибается, и тогда он спросил, что же это слово обозначает на самом деле. Я ответила, что это не так уж важно, но это нехорошее слово, и я не хочу, чтобы он говорил его. Он уставился на меня, выпятив нижнюю губу, ну совсем как его папочка. Селена боялась отца, Джо-младший ненавидел его, но именно Малыш Пит пугал меня больше всего, потому что он хотел вырасти точно таким, как его отец.

Поэтому я вынула чековые книжки детей из нижнего ящичка своей шкатулки (я хранила их там, потому что это была единственная вещь в доме, которая закрывалась на ключ; ключ я носила на цепочке на шее) и в полпервого вошла в здание Северного банка Джонспорта. Когда подошла моя очередь, я подала книжки кассирше и сказала, что хочу закрыть счета, объяснив при этом, как именно я хочу получить деньги.

— Секундочку, миссис Сент-Джордж, — ответила кассирша и отошла к ящикам, чтобы вытащить карточки. Это было задолго до изобретения компьютеров, и времени на всю процедуру уходило гораздо больше.