Стивен Кинг - Безнадега
Ральф тяжело вздохнул:
– Нет, я, конечно, тебя отвезу. И не обязательно задать окончания занятий. Только, ради Бога, не говори об этом… – Он мотнул головой в сторону гостиной.
– Пирожку? Конечно, не скажу. – Дэвид не стал упоминать, что Кирсти уже приходила в его комнату и спрашивала, что случилось с Брайсном, сильно ли ему досталось, умрет ли он, поедет ли Дэвид к нему в больницу и многое, многое другое. Слушала внимательно, стояла такая печальная… Но родителям далеко не все следует знать. Они такие старые, у них расшатанная нервная система.
– Родители Брайена не пустят тебя в палату, – заявила Эллен, вернувшись на кухню. – Я знаю Марка и Дебби много лет. Они потрясены случившимся, в этом сомнений нет, я на их месте просто сошла бы с ума, но они знают, что негоже разрешать маленькому мальчику смотреть на… другого маленького мальчика, который умирает.
– Я позвонил им после того звонка в больницу, – ответил Дэвид. Миссис Росс не возражает. – Отец все еще сжимал его руку. Дэвида это только радовало. Он любил родителей, сожалел, что его поездка в больницу так огорчает их, но твердо знал, что обязательно поедет. Словно его направляла внешняя сила. Точно так же, как опытная рука ведет руку ребенка, помогая нарисовать собаку, курицу или снеговика.
– Что это на нее нашло? – выдохнула Эллен Карвер. – Хотела бы я знать, что это на нее нашло?
– Миссис Росс сказала, что будет рада, если я смогу прийти попрощаться. Ведь в конце недели собираются отключить систему жизнеобеспечения, после того как с Брайеном попрощаются бабушки и дедушки. Она сказала, что будет рада, если я приду к Брайену первым.
На следующий день Ральф отпросился с работы на вторую половину дня и заехал в школу за Дэвидом. Тот уже стоял на тротуаре с синим пропуском «ОТПУЩЕН РАНЬШЕ», торчащим из нагрудного кармана. Они приехали в больницу и на самом медленном в мире лифте поднялись на пятый этаж, в отделение интенсивной терапии. По пути Дэвид готовил себя к тому, что ему предстояло увидеть. Неужасайсятому,чтоувидишь,Дэвид,предупредила его по телефону миссис Росс. Выглядит он не ахти. Мы уверены, что боли он не чувствует, слишком велико поражение мозга… но выглядит он не ахти.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил отец у двери палаты Брайена.
Дэвид покачал головой. Он по-прежнему ощущал, что его действия направляются могучей Силой, которая проявила себя, как только его побледневшая мать принесла весть о случившемся с Брайеном. Он чувствовал, что сила эта мудрее, чем он, она поддержит его, если его мужество даст слабину.
Дэвид вошел в палату. Мистер и миссис Росс сидели на красных пластмассовых стульях. В руках они держали книги, но не читали. Брайен лежал у окна на кровати, окруженной непонятными аппаратами, которые пикали и посылали прямые зеленые линии на дисплеи мониторов. Мальчика по пояс укрывало легкое одеяло. Расстегнутая белая пижама. Резиновые присоски на груди и на голове, под марлевой повязкой. Из-под повязки по левой щеке до уголка рта змеился длинный порез. Зашитый черной ниткой. Дэвиду показалось,, что перед ним персонаж из какого-то франкенштейновского фильма, из тех, в которых играл Борис Карлофф [Борис Карлофф (1887 – 1969) – американский актер английского происхождения (настоящее имя – Уильям Генри Пратт). Прославился в роли чудовища Франкейнштейна в фильмах «Франкенштейн» (1931), «Невеста Франкенштейна» (1935) и др.]. Их часто показывали по телевизору по субботам. Иногда, когда Дэвид оставался ночевать у Брайена, они не ложились допоздна, лопали попкорн и смотрели эти фильмы. Им нравились старые черно-белые чудовища. Однажды, по ходу «Мамми» [Фильм ужасов (1932) с Б. Карлоффом.], Брайен повернулся к Дэвиду и сказал: «Черт, Мамми идет за нами, давай прибавим шагу». Сказал глупость, но в четверть первого ночи многое может показаться смешным одиннадцатилетним мальчишкам, так что они смеялись до слез.
Глаза Брайена смотрели на него с больничной койки. И сквозь него. Открытые и пустые, как школьные классы в августе.
Все сильнее ощущая, что он не идет сам, а его ведут, Дэвид вступил в магический круг машин. Оглядел присоски на груди и висках Брайена. Отметил бесформенность левой части повязки на его голове. Словно голова под повязкой радикально изменилась. Наверное, так и должно быть, подумал Дэвид. Если ударяешься головой о кирпичную стену, что-то ломается, либо череп, либо кирпич. От правой руки Брайена тянулась трубка. Вторая шла от груди. Обеподнимались к банкам с жидкостью, закрепленным на штырях. Еще одна пластиковая трубка исчезала в ноздре Брайена. Правое запястье перетягивала эластичная лента.
Эти машины поддерживают его жизнь, подумал Дэвид. Когда их отключат, когда вытащат иголки…
Он не мог в это поверить, изумление проникло туда, где раньше находилось место только горю. Дэвид и Брайен поливали друг друга из питьевого фонтанчика 9 школе, если этого не видел никто из учителей. Они мчались на велосипедах по знаменитому лесу на Медвежьей улице, изображая из себя коммандос. Они обменивались книгами, комиксами, фотографиями бейсболистов, иногда сидели на заднем крыльце дома Дэвида, играли в какуюнибудь игру, читали или потягивали лимонад, приготовленный матерью Дэвида. Они хлопали друг друга по плечу, обзывались. Обычно предпочтение отдавалось «плохому мальчику». Если же они были вдвоем, в ход шли выражения покрепче. Во втором классе они прокололи пальцы булавкой, смешали свою 1фовь и объявили себя кровными братьями. В августе с помощью Марка Росса они построили из крышек от пивных бутылок Пантеон. Отталкиваясь от рисунка в книге. Получилось так хорошо, что Марк поставил этот Пантеон у себя на первом этаже и демонстрировал его гостям. Первого января крышечному Пантеону предстоял переезд в дом Карверов, находившийся в полутора кварталах отсюда.
Именно о Пантеоне думал Дэвид, стоя у кровати, на которой лежал в коме его лучший друг. Они – Дэвид, Брайен и отец Брайена – строили его в гараже, под музыку, льющуюся из кассетника. Строить что-либо из крышек от бутылок – глупая затея, бестолковая, потому что все сразу видят, какой взят строительный материал. Но они построили Пантеон своими руками. А скоро руками Брайена займутся в похоронном бюро. Вымоют их, специальной щеточкой почистят ногти. Никому не хочется смотреть на труп с грязными ногтями. А потом, с чистыми руками, Брайена положат в гроб, который выберут ему родители, и переплетут пальцы рук между собой. Такими, переплетенными, они останутся и в земле. Во втором классе их просили класть руки перед собой и переплетать пальцы. Только эти пальцы больше не шевельнутся, ничего не сложат из крышек от бутылок. И не смогут зажать питьевой фонтанчик, направив струю на закадычного приятеля. Вместе с хозяином они уйдут в темноту, под землю.
При этой мысли Дэвид испытал не ужас, а отчаяние. Словно переплетенные пальцы лежащего в гробу Брайена доказывали, что деяния человеческие ничтожны, они никогда не остановят смерть и даже детям не избежать се объятий.
Ни мистер, ни миссис Росс не обращались к Дэвиду, пока он стоял у кровати, размышляя о проблемах, которые обычно не волнуют детей. Их молчание его очень устраивало. Они ему нравились, особенно мистер Росс, веселый и остроумный, но Дэвид пришел сюда не для того, чтобы пообщаться с ними. Не к ним тянулись трубочки от аппаратов, поддерживающих жизнь в теле Брайена. Аппаратов, которые собирались отключить после того, как с Брайеном попрощаются бабушки и дедушки.
Дэвид пришел, чтобы повидаться с Брайеном. Он взял друга за руку. Удивительно холодную и безвольную, но живую. Он мог чувствовать в ней жизнь, мотор еще не остановился. Дэвид нежно пожал ее и прошептал:
– Как дела, плохой мальчик?
Никакого ответа, только мерное гудение машины, которая теперь дышала за Брайена, подавала в легкие кислород и откачивала углекислый газ. Машина эта стояла прямо за изголовьем, своими размерами превосходя все остальные. В высоком пластмассовом цилиндре сжимались и разжимались белые мехи. Работала машина тихо, но словно ахала, когда мехи разжимались. Казалось, часть Брайена все-таки чувствовала боль, но эту часть вывели из тела и заключили в пластмассовый цилиндр, туда, где эта боль ощущалась еще сильнее. Где ее сжимали белые мехи. И еще глаза Брайена.
Взгляд Дэвида так и притягивало к ним. Никто не предупредил его, что Брайен будет лежать с открытыми глазами. Он понятия не имел, что у человека в бессознательном состоянии могут быть открыты глаза. Дебби Росс просила не ужасаться тому, что он увидит, сообщила, что Брайен выглядит не очень хорошо, но она не упомянула о пустом, безжизненном взгляде. Может, ничего особенного в этом и нет, невозможно подготовиться ко всему ужасному, что встречается в жизни, в любом возрасте.
Один глаз Брайена заливала кровь, между красным белком и большущим черным зрачком едва просматривалась узкая каряя радужка. Второй казался обычным, но только ничем не напоминал глаз его друга. Мальчика, который говорил, сидя у телевизора: «Черт, Мамми идет за нами, давай прибавим шагу», – здесь не было вовсе… если только какая-то его часть не забилась в пластмассовый цилиндр, отдавшись на милость белых мехов. Дэвид отвел взгляд… глубокий порез во всю щеку, повязка на голове, восковое ухо под повязкой… затем вновь вернулся к открытым глазам Брайена с разными зрачками. К этим глазам его притягивала пустота, отсутствие в них малейших признаков жизни. Это не просто несправедливо. Это… это…
