Ричард Матесон - Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

Большие и малые залы, коридоры и километры экспонатов, пахнущих древностью. Витрины, заполненные изделиями из фарфора и стекла, драгоценными камнями, какими-то механизмами и транспортными средствами.

— Нескончаемая выставка трупов из костей, камня и ржавого железа, — произнесла она, обращаясь к самой себе.

Они поднялись еще на один этаж. На какой по счету — она не знала, поскольку потеряла им счет. Ей показалось, что она всю жизнь поднимается по ступеням и следующий марш приведет ее на небеса.

Они шли по большому, мрачно-торжественному залу. Детские голоса, словно тощие летучие мыши, улетали ввысь, где их поглощала тишина. «Скоро все кончится, — подумала она. — Вряд ли, пока мы здесь, у музея успели надстроить еще несколько этажей».

Она направилась к стене и рухнула на стул. Ее голова устало повернулась к центру зала. Там, огороженная со всех сторон, неподвижно застыла серебристая ракета. Приплюснутый нос корабля был устремлен в небо. От неба ракету отделял лишь потолок. Серебристый корабль, навечно замурованный в музейных стенах… в этом зрелище было что-то гнетущее.

Она полистала путеводитель. Увидела небольшой снимок корабля. «Луна-1. Первый корабль, достигший Луны» — гласила подпись под снимком.

— Занятно, — устало пробормотала она, увидев направлявшуюся к ней ученицу.

— Мы скоро будем есть? — спросила девчонка.

— Как только закончим осмотр этого этажа, — мгновенно решила она.

Та ускакала.

Она привалилась к стене. «Как здесь жарко, — подумала она, закрывая глаза. — Жарко, душно и утомительно. Музей — это жаркий, затхлый склад информации».

Она утвердительно кивнула, выпрямилась и вновь открыла глаза. Вгляделась в застывший корабль.

— Все древние вещи смешные, — сказала она себе.

Так оно и есть. Все эти скафандры, ракетные двигатели, управляемые снаряды и атомные бомбы. Древние, смешные и бесполезные.

Впервые за весь день ей удалось погрузиться в состояние блаженного покоя. Как прекрасно закрыть глаза, расслабить тело и забыть обо всем.

Блаженство оборвалось. Она широко раскрыла глаза, и ее лицо привычно напряглось.

По полу катались двое сцепившихся мальчишек.

Она сердито зашипела и бросилась к ним.

— Прекратите! — гневным, отрывистым голосом приказала она, обеими руками хватаясь за кувыркающийся клубок. — Вы что, уже совсем ничего не соображаете?

Мальчишки бросали друг на друга сердитые, угрожающие взгляды.

— Погоди, я тебе еще врежу, — пообещал один из них.

— Еще одна такая выходка, и я отправлю вашим родителям по внушительному письму, — пригрозила она. — Хотите их обрадовать?

Мальчишки дружно задрали головы.

— Хотите?

— Нет, — ответили оба и замотали головами.

— Тогда ведите себя как следует, — велела она. — Боже милосердный! Эти нескончаемые драки. Вы когда-нибудь научитесь себя вести?

Они зашли в последнее помещение на этаже — небольшую угловую комнату.

Еще одна девчонка заявила, что проголодалась, и все оживленно забубнили.

— Есть пойдем, когда закончим осмотр этой комнаты! — сказала она.

— Да! — подхватили мальчишки.

— Тихо! — шикнула она на них. — А теперь взгляните на то, что здесь собрано, и хотя бы раз оцените удивительные знания о прошлом, которые музей сберег для вас.

Она поискала глазами, на что бы сесть, но не нашла. Тогда она двинулась по комнате. Дети кружились, словно листья на ветру. Едва взглянув на витрину, они торопились к следующей. Некоторые уже толпились возле двери и ждали, когда их поведут вниз, в кафетерий.

— Посмотрим, что тут, — сердито прошептала она.

Она решительно остановилась перед витриной, намереваясь прочитать все пояснение целиком и только потом вести свою толпу вниз.

Ее раздраженный, презрительный взгляд застыл на экспонате.

«Редкое убожество», — подумала она и наклонила голову к пояснительной табличке.

«Homo Sapiens. Человек. Все его разновидности были уничтожены после вторжения на Землю в 4726 году. Ныне является вымершим».

Она обернулась. Ее ученики чинно стояли возле двери. Голод вынудил их утихомириться.

— С меня хватит, — простонала она и пошла к детям.

Когда они начали спускаться, она заговорила снова, обращаясь к ним и к себе:

— После еды мы здесь не останемся. На мертвых животных мы уже насмотрелись, а больше в этом музее смотреть нечего.

Роковой поцелуй

Наступил тысячный день. Это началось в сентябре тысяча девятьсот пятьдесят второго года, а сейчас был июнь пятьдесят пятого. Он подсчитывал дни, делая крошечные пометки на клочке бумаги, который хранил в бумажнике.

Тысячный день с тех пор, как он полюбил Мэрилин Тейлор.

Сегодня в тысячный раз он накрыл кожухом арифмометр, снял целлофановые манжеты и запер все ящики письменного стола. Он находился в офисе, но на самом деле пребывал в Голливуде, погруженный фантазиями в мир широкоэкранного кино. Лишь инстинкт заставил его накинуть плащ на свою худощавую фигуру и накрыть шляпой лысеющую голову. Привычка подвела его к лифту, вывела из здания Лэйн-биддинга, где помешался его офис; привычка втолкнула его в душный сумрак подземки, а там толпа тех, кто покинул свою любимую работу ровно в семнадцать ноль-ноль, поволокла его в вагонное пекло. Но он едва ли чувствовал удары костлявых локтей, едва ли слышал вскрикивания и сдавленную ругань.

Генри Шривел[62] жил в грезах.

Тысячный день подряд. Это рекорд. Никогда еще Ее не любили столь верно и преданно. Так думал он, раскачиваясь вместе с вагоном. Он думал о Ней, не замечая капель пота, скатывавшихся по его лицу.

После двух остановок людская масса пропихнула его в центр вагона. Он ухватился за свободную ручку и вновь погрузился в свои мечты. Поезд успел проехать половину моста, когда глаза Генри заметили рекламный плакат. Он разинул рот, а его голубые глаза широко раскрылись.

На плакате была Она.

Она стояла на теннисном корте, широко улыбаясь сигарете, зажатой между безупречно красивых пальцев. Ее глаза глядели Генри Шривелу прямо в душу.

«Сигареты „Чарнел“[63],— утверждала она, — легче и приятнее на вкус. Это моя марка». Ниже шла подпись: «Мэрилин Тейлор, „Классик Студиос“. Смотрите ее в новом фильме „Парни Карамазовы“»[64].

Генри Шривел с обожанием взирал на нее. У нее были светлые пушистые волосы и зеленые, как у кошки, глаза — страстные, зовущие к самым безумным наслаждениям. Ее алые губы так и просили покорить их.