Челси Ярбро - Дорога затмения

Судья встретил яростный взгляд ветерана с неожиданной твердостью.

– Я был в Шу-Р, когда его жгли, военачальник Канг! Я видел, как разрубали людей и как их бросали в огонь. Я слышал их вопли! И именно потому говорю вам сейчас, держитесь друг друга! Иначе все мы падем жертвами кровавой резни! – Взор, исполненный горечи, и резкий повелительный жест заставили Канта попятиться.- Если ты не согласен рискнуть всем, что имеешь, во имя общего дела, немедленно уходи!

Канг Же ошарашенно потряс головой и обвел взглядом товарищей.

– Рискнуть всем? Неужто кто-то готов пойти на такое? Ты, Шао? Ты, Хуа? Ты, Су?

Ответил за всех Шао:

– Иначе не выжить. Делай свой выбор, Канг.

– Это просто неслыханно, клянусь богами Войны и Грома! – проревел старый воитель и, развернувшись на каблуках, выбежал в дверь.

В зале совета сделалось тихо. Все прислушивались к удаляющимся шагам Канга, смущенно пряча глаза. Шао кашлянул.

– Я думаю, он вернется. Давайте пока наметим маршруты для связников.- Он подошел к столу и сел в одно из окружавших его кресел, приглашая других сделать то же.- Надеюсь, достойный судья не против?

– Разумеется, нет,- откликнулся By Синг-Ай, но к военачальникам не пошел. Дороги, тропы, мосты и броды, о которых затеялся разговор, казались сейчас ему чем-то не очень реальным. Реальными были жуткие хрипы истекающих кровью людей, рев пламени и немолчный стук копыт монгольских лошадок. Он мог бы закрыть уши руками, но это ничему бы не помогло.

Указ императора, разосланный по стране со специальными нарочными.

«День падения Куана Ти, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятою цикла. Врата Дракона в Кай-Фенге.

Летний зной охватил империю, но ее жители, утроив усилия, продолжают свои труды, уповая на помощь небес. Это мудро, однако ни для кого не секрет, что за пределами наших земель существуют опасные люди, намеревающиеся разрушить все то, что мы с вами усердно возводим. Кого в том винить? Злопыхатели говорят, что страну нашу ослабило бездействие административного аппарата, и что именно потому она стала лакомым куском для врагов. Вздорное рассуждение. Ум проницательный, безусловно, не станет никого винить в том, что презренные варвары не желают шествовать стезей добродетели и сворачивают на кривые дорожки, упиваясь насилием и грабежом.

Генерал Ю сшибся на ратном поле с монголами – и что же? Воины Темучина бежали. Мы заявляем об атом лишь для того, чтобы показать паникерам и маловерам, насколько ничтожен враг, не заслуживающий и тени нашего беспокойства. Головы монгольских военачальников выставлены в Кай-Фенге, дабы никто не мог усомниться в истинности события, повлекшего за собой перелом в ходе кровавой войны.

Если бы нам противостояли только монгольские конники, эта война стремительно и с триумфом была бы завершена, и не оставила бы нам ни малейшего повода для глубочайшей печали, в которой мы сейчас пребываем.

Что же порождает эту печаль? То, что в империи все еще существуют отъявленные негодяи, оказывающие поддержку монгольскому паразиту. Забывая о непреходящей мудрости Канга Фу-Цзы, эти скрытые таоисты помышляют лишь о наживе. Они презренны, как шелудивые псы, распространяющие заразу, они подобны ядовитым источникам, несущим гибель всем, кто осмелится к ним припасть, они сродни демонам разрушения, мечтающим в злобной ярости уничтожить весь мир. Им нет прощения, им нет и не будет покоя, для себя и для громадного большинства жителей нашей великой империи они все равно что мертвы.

Милосердие – неотъемлемая опора Трона Дракона – есть величайшая добродетель, которую должен лелеять сердцем каждый стремящийся к истинным ценностям человек. Но мудрый правитель обязан себя в этом качестве ограничивать, уничтожая толику скверны ради благополучия большинства. Может ли пощадить преступника глава большого семейства, зная, что тот вознамерился вырезать всех членов его семьи? Можно ли пощадить предателя, обрекающего своими деяниями на гибель сотни и тысячи ни в чем не повинных людей? Нет, нет и нет! И поэтому всем представителям знати, всем армейским чинам, всем военачальникам и ополченцам, всем чиновникам столичных и окружных магистратов дается право задерживать любого человека, если имеются основания полагать, что тот содействует распространению монгольской заразы. При этом нет необходимости ни в публичном вынесении приговора, ни в каком-либо дополнительном подтверждении объявленной при аресте вины. Данный указ позволяет всем вышеперечисленным лицам выявлять и карать монгольских пособников без пунктуального соблюдения установленных процедур. Во избежание беспорядков в округах, удаленных от центра, рекомендуется проводить подобные акции без излишней огласки. Документ, удостоверяющий факт поимки и казни предателя, должен передаваться в местный архив с обязательной пересылкой его заверенной копии в имперскую канцелярию, иные же пояснительные материалы к такого рода делам востребованы не будут.

Грустно сознавать, что наша прекрасная родина терпит множество бедствий от вероломных наскоков врага, но эта грусть зажигает в сердцах ее верных долгу сынов непримиримый огонь ненависти к ненасытным захватчикам.

Начертано Обладателем Пунцовой Кисти и скопировано искуснейшими каллиграфами для дальнейшей рассылки всем, к кому обращен настоящий указ.

Заверено имперской печатью».

ГЛАВА 8

К вечеру того же дня защитники Мао-Та почали два бочонка рисового вина. Праздники, знаменующие пик летней поры, завершались. Женщинам из соседних хозяйств, равно как и обитательницам заставы открыли доступ в обнесенную частоколом комендатуру, чем те и не преминули воспользоваться. Гульба шла в нижнем зале древнего каменного строения, стук глиняных чаш становился все громче, раскаты смеха выплескивались во двор.

Вечер выдался душным, обещая грозу. Лица пирующих, лоснились от пота.

Ю А, ухватив двухструнную лютню, сиплым голосом затянул забористую балладу. «Девчонка трепетала, как розы лепесток»,- подбадриваемый гоготом сотоварищей, самозабвенно выводил капитан, обращаясь к ступеням лестницы, ведущей в покои Чи-Ю. Он знал, что та может его услышать, но не смущался ничуть. Пусть слышит, пусть наконец поймет, сколько в нем пыла и страсти. Глупо сидеть в одиночестве, отгородившись от всех. Военачальница, правда, соизволила в самом начале пирушки почтить своим присутствием подчиненных, но через короткое время удалилась к себе. Дабы собравшиеся не ощущали неловкости, так она пояснила. Веселье после ее ухода и впрямь разгорелось, однако Ю А оно быстро при-