Вадим Назаров - Круги на воде

Страннику дали три часа, чтобы привести в порядок мысли и чувства. Его оставили в гостевой башне, в круглой комнате с гобеленами, предварительно сообщив, что сам архангел Гуриил – Архипастырь, Комендант крепости и Хранитель печати – хочет побеседовать с ним.

Теофил уже облачился в блистающие одежды и убрал волосы в косу, когда дверь отворилась и в комнату вошла рыжая девочка в белой тунике и лавровом венке.

Ваше Совершенство, – обратилась она к Ангелу по Девятому чину, – прошу вас следовать за мной.

Теофил ответил девочке коротким поклоном, и они стали спускаться по винтовой лестнице. Ступени и сами стены были ледяные, но холода Ангел не чувствовал. На улице их ждал паланкин, четверо уже знакомых Стражников легко подняли его и понесли вверх по широкой спирали к Собору Святых Верховных Бесплотных Сил, где у Гуриила была кафедра.

Теофил хотел было рассмотреть город получше, но на дверях паланкина было цветное витражное стекло, сквозь которое видны были лишь смутные силуэты. Ангел понял, что город ему откроют лишь после того, как Комендант лично убедится в чистоте его помыслов. Девочка сидела в уголке, поджав ноги, и что-то писала тонким перышком прямо на ладошке. Она почувствовала взгляд Теофила, подняла глаза и улыбнулась ему.

Его Высокосовершенство примет вас в верхней резиденции на куполе собора, – сказала девочка. – По нашему уставу в Церковь нельзя входить с оружием и письменными принадлежностями. Вам придется оставить мне меч, перо и записную книжку.

Назови свое имя, – сказал Теофил с улыбкой.

Меня зовут Раса, я ангелида, мне поручили вас проводить.

Ты покажешь мне город?

Девочка кивнула. Паланкин остановился, Теофил открыл дверь и задохнулся от осеннего света, которым был вызолочен купол Собора Высших Хоров.

Верхняя резиденция оказалась небольшой комнатой в фонаре, что находился на куполе, под самым крестом. Там стоял круглый стол и четыре кресла. Сесть Теофил не осмелился и застыл в поясном поклоне, пока четырехкрылый, как все Архангелы, Гуриил закручивал свитки и запирал на замок книги, с которыми только что работал.

Прошу садиться, – сказал Гуриил по-латыни и снял очки.

Теофил повиновался.

Ваше имя и чин? – Архипастырь перешел на греческий.

Теофил представился.

Как вы нашли нас? – вопрос прозвучал на арамейском.

Теофил вкратце пересказал свою историю. Экзамен был окончен, и разговор продолжался на ангельском наречии, глаголы которого, как известно, порождают живые картины, иллюстрирующие ска занное.

Гуриил говорил, а Теофил видел, что город на ледяной горе выстроил первый среди семи равных Первоархангелов – Гавриил. Когда-то давно, еще до Первого Пришествия, Гуриил служил у него келейником, но Господь по милости Своей вскоре призвал Гавриила в такие Сферы, где нет воздуха для дыхания всем Чинам, кроме первых трех, и молодой послушник не смог сопровождать своего наставника.

Говорят, что пустота между средними Сферами наполнена огнем Его гнева и в огне этом нет брода, а над ним – моста. Там зреет в черной раковине Звезда Полынь, и сторож ее – Ангел Ариил – твердит про себя пять нот – позывные Судного дня.

Гавриил создал Город то ли в семь дней, то ли в седьмом часу. Первоначальное его назначение – форт, перекрывающий северные выходы из Преисподней. Город даже выдержал непродолжительный штурм, но с восходом Рождественской Звезды война была окончена. Гуриил видел сам, как от ее тихого, но горячего света у бесов лопались глаза.

Ад переучивал штурмовиков в отравителей, террористов и сектантов, а грозный северный форт стоял пустым, пока в Горних не возникла нужда в своего рода Академии, которая разобралась бы в межконфессиональных проблемах и отделила бы Веру от ереси.

Гуриил в то время подвизался в ближних пещерах Киевской лавры. Бывший наставник явился ему и положил новое послушание – кафедру в Городе Ангелов. Гуриил успел заметить, что у Благовестителя выросла борода и поседели волосы.

В новом Городе разрешалось создать малый ангельский хор, где были бы голоса всех земных Церквей, признающих св. Троицу. Предпочтение отдавалось Ангелам, проявившим способности к языкам и сочинительству, так как возникла нужда в переводе многих книг.

Из подаренного Гавриилом лука Гуриил запускал в небо стрелы, которые ловили будущие академики.

Сейчас в городе было триста шестьдесят четыре Ангела, не считая служек, Стражников и ангелид. Теофил был последним и дополнял число. Голос Гуриила считался високосным.

Архипастырь закончил рассказ, Теофил учтиво поблагодарил его, взял благословение и раскланялся. Он не вполне понимал, чем ему предстоит заниматься, но вопросов благоразумно не задавал, отложив это до утра.

Раса ждала у дверей. Она взяла его за руку и повела по ступеням вниз, туда, где под куполом на барабане располагались смотровые площадки.

После живых картин у Ангела слезились глаза, он едва различал цвета, но все же, едва Раса плавным жестом обвела панораму, Теофил вскрикнул. Вид, что открылся ему, был прекрасен, как сбывшийся сон, когда вздыхаешь с облегчением: так вот что мне снилось последние годы.

Город стоял на песчаной косе. Справа – тускло мерцало старым серебром холодное море Севера; слева – парило золотое африканское течение. Башни и колокольни города переплетались, как пальцы влюбленных, изогнутые ветром сосны звенели на желтом песке, как иерусалимские гусли, а на голубом снегу – гудели, как иерихонские трубы.

Эти деревья, – подумал Теофил, – никто еще не тянул за макушки. Раса открыла ветру объятия и стояла, зажмурившись. Ангелиды не умеют летать, но это ничего не меняет. Если верно, что все Ангелы – братья, – решил Теофил, – то Раса – моя племянница.

Смотрите, – сказала Раса, – вот там, у бухты, где старый маяк, ваша башня.

Очень хорошо, – сказал Теофил – я туда и отправлюсь.

Он попрощался с девочкой и полетел над Городом. Ангел хотел спать.

Его разбудил горн. Ангел встревожился, но вскоре понял, что страж трубит не тревогу, а его, Теофила, собственную мелодию на сто третий Псалом. Над морем, повествуя о славе Божьей, вставала звезда. Теофил помолился вместе с горнистом и снова уснул.

Ему снилась огромная зала с колоннами, сводчатый потолок ее венчали два круглых окна. В одном бледнела ущербная Луна, в другом сияло полное Солнце. Посреди залы помещался просторный стол, покрытый тканой скатертью, которая есть истинная карта мира, и мир был расположен, как указывалось в ней, в ледяном колодце или трубе, на одном конце – Ад, Луна и материнское чрево, а на другом – Рай, Солнце и смерть.