Мария Введенская - Мир Уэйда

– Очень поэтично… – заметил Уэйд.

– Возможно. – согласился Гарри. – Но всё это наводит на мысль о том – что же такое смерть, если человек снова и снова возвращается в свою биомашину с процессором и мотором ради любви, кампари и сигареты.

– Я не перестаю тебе удивляться, друг…. Но, если честно, я думаю, что всё гораздо проще, и эту тему вообще не стоит затрагивать. – сказал Уэйд осторожно.

– Проще?

– Да, сэр. В другой своей жизни, я, кажется, уже высказал тебе свои мысли на этот счет. И на мой взгляд правда заключается в том, что очень скоро мы все умрем… и это действительно конец. Ты совершенно верно заметил – мы все машины. Я где-то даже читал, что мозг включается в том же порядке, что и отключается только с конца. Отдел за отделом. Чистый автоматизм. Может и есть, конечно, какая-то начинка, но это не более, чем бесплотное и весьма абстрактное понятие – информация. Я не знаю, какова суть вселенной, но вижу ее чем-то вроде гигантского ифообменника, и наша единственная задача сбрасывать в нее накопленный опыт, из которого она собственно и состоит. Всё.

– То есть по логике наши предки ошибались гораздо больше и чаще… – то ли спросил, то ли заключил Гарри.

– Определенно. – согласился Уэйд. – Особенно, если учесть, что они обезьяны.

Гарри прыснул и залился раскатистым хохотом, и таким заразным, что Уэйд засмеялся тоже, толком не зная, над чем.

– Ты чего?

Но тот лишь отмахнулся, не в силах вымолвить ни слова.

– Короче я считаю. – всё еще улыбаясь, продолжил Уэйд. – Что все мы по большому счету куски мяса, и если у тебя есть действительно серьезные основания, как например смерть единственного и самого важного – того, в ком эта жизнь, собственно, и заключалась – то ты никому и ни перед кем не обязан жить дальше. Это только твоё дело. Подумай сам, мне осталось лет десять-пятнадцать…. Это же ничто. Я же всё равно умру.

– Ты сейчас рассуждаешь, как девчонка пубертатного возраста. – всё еще срываясь на смех, сказал Гарри.

– Какого? – прыснул Уэйд, но так как лицо Гарри внезапно посерьезнело, возразил. – Нет, я рассуждаю, как человек, потерявший смысл жизни.

– Так найди новый.

– Что? – ему стало совсем невесело. – Как ты можешь? Хотя ты же не тот, с кем я дружил большую половину своей жизни. Ты меня совсем не знаешь, и не знаешь, как я любил Кристин.

Тот фыркнул.

– Оно и к лучшему, Уэйд. Я по крайней мере могу трезво тебя оценивать. И вместо тупых слов сожаления могу открыть тебе глаза. – он усмехнулся. – Всякая цивилизация обречена. И по подобным заключениям и идеям можно судить о приближении ее конца. Твои слова не проявление ума, а свидетельство деградации. Мир живой, и его жители – физическая часть. По их сознанию и мыслям можно предугадывать дальнейшее развитие событий. И твой мир, Уэйд, нацелен на самоуничтожение.

– Ну и что? – бросил он, тихо свирепея. – Насколько я понял, такой мир не так-то уж и плох. А даже напротив, он абсолютно счастливый. Помнишь, тот парень рассказывал, про мир, которому скоро придет крышка, и там все счастливы?

Гарри снова хохотнул.

– Кажется ты говорил, что разговор там идет о двух годах?

– Да-да… – нервно кивнул тот.

– Ну так два года – это же приличный срок. Может тебе как раз столько и осталось… может меньше? Почему же эти мысли не делают тебя абсолютно счастливым, Уэйд?

Тот побагровел.

– Нет, не злись, приятель… не надо. Я просто хочу, чтобы ты осознал, насколько противоречишь сам себе. Если по твоим словам смерть делает человека счастливым, освобождает… и в то же время ты утверждаешь, что какие-то пятнадцать лет вообще ничто, то ты должен быть на седьмом небе от счастья, разве нет? Мы все должны. Вот и всё, что я хочу сказать. Всё, что я хочу донести до тебя. Осознание того, что мы умираем… и это чертовски здорово! Нет причин уходить раньше. И дело здесь не в политике своеволия, и не в пресловутом контроле, а в банальном невежестве и в посредственности суждений. Смерть это итог жизни. Самоубийство говорит о том, что ты так и не понял главного. Самоубийство перечеркивает всё. Брачок… некондиция и зараза для той вселенской информации, о которой мы только что говорили.

Уэйд внезапно перестал злиться. До него доперло. Он никогда и не думал, что Гарри может быть настолько мудрым. Да, он, конечно, был умником – мог, к примеру, воскресный кроссворд разгадать… – но чтоб настолько, не поземному?.. Нет. Такого от старика Гарри Уэйд никак не ожидал.

– Как бабочка.

– Какая еще бабочка?

– Ну из рассказа… – напомнил Уэйд. – Незначительное явление – но непоправимые последствия.

– А… – Гарри сощурился, что-то вспоминая. – Ты про рассказ Бредбери…. – а потом закивал. – Да, ты сраная бабочка.

– Я сраная бабочка…. – глухо повторил тот.

– Ты снижаешь сопротивляемость мира, в котором живешь. Благодаря таким, как ты, мир думает – а чего собственно бороться-то? Пусть рубят, пусть травят, пусть сливают всякое дерьмо, пусть засоряют, пусть переубивают друг друга. Какая к черту разница – сегодня или через пару тысяч лет! Для мира это ничто, как для тебя пятнадцать в твоем сознании. Всё равно ведь исход один. – Гарри усмехнулся. – Все возомнили себя крутыми философами, коли смогли решиться на самоубийство. Ведь в этом столько храбрости и тонкости. Для таких, остальные – трусы. А на деле самоубийцы не обладают высоким уровнем сознания или какой-то особой чувствительностью. – Гарри пожал плечами, пытаясь подобрать слова. На его лице читались пренебрежение и скука. Слова были излишни, Уэйд и так все понял. – Не знаю…. Ну как еще объяснишь человеку, почему он не должен себя убивать.

– Я всё понял. – холодно отозвался Уэйд.

Но Гарри был все еще на своей волне и, казалось, никого не слышал, кроме себя.

– Религия обошлась пустыми догматами, действующими только на самых внушаемых. Но ты спроси кого-нибудь из сановников – почему? Почему я не могу убить себя? Знаешь, что он ответит? Он начнет разоряться на тему, что каждая жизнь священна, что ее дал тебе Бог, и только он может ее забрать. Но этого мало! Это НЕ ОТВЕТ! Это лишь строчка из учебника, по которому его учили. И ничего больше…. И это никогда не остановит самоубийцу, потому что это одна вода. Не ответ. Это заученная строчка, смысл которой сам сановник не понимает.

– Но тебя я понял. – повторил Уэйд и Гарри, наконец, услышал его.

– Правда?

И тот кивнул.

– Это хорошо. Значит, сможешь кому-нибудь вправить мозг. И кстати вот это твое понимание, тоже делает тебя бабочкой… только уже не сраной. Хорошей бабочкой.