Павел Комарницкий - Старая сказка

Эльф помолчал, прислушиваясь к чему-то.

— И чего ты всё дёргаешься, не пойму? Нам осталось быть вместе три дня. Неужели трудно потерпеть?

Три дня… Всего три дня. Через три дня!

Иван уже знал, какой мгновенной реакцией обладают эльфы, но на этот раз магистр ничего не успел, хрипя и кряхтя в объятиях бывшего сержанта.

— Радуешься, что больше не увидишь наши рожи?

— Слушай, ну чего ты, в самом деле… Ну ты же знаешь, чему я радуюсь…

— Даже после всего, что тебе рассказала королева?

— Да! — Иван спохватился, притушил голос: не хватает ещё раз разбудить бабулю — Да! Ты думаешь, я испугался? Чёрта с два! Нельзя оставлять одну? Ни на минуту не оставлю! Документов нету? Проживём и без документов! Уеду в глушь, в деревню на три двора, в сторожку какую-нибудь. И будем мы с ней всегда вместе, днём и ночью. И будем счастливы, вот так! Я люблю её, понял? И буду любить всю жизнь!

Эльф улыбался, в темноте призрачно белели зубы.

— Всё правильно. Вот так и действуй. Только так и можно прожить с навкой — люби её днём и ночью, не отпускай от себя ни на шаг, и ничего не бойся. И не будет тогда тебе лучше, нежнее и вернее жены, чем она. Вот только дети…

— Возьмём сироту на воспитание! Нет, двух! — Иван рубанул рукой — Ты знаешь, сколько их сейчас по России ходит? Так чем в детдом, лучше в семью…

Эльф вытаращил глаза, это было видно даже в темноте.

— Ну, ты даёшь… Нет, ты серьёзно? Жить с навкой тебе мало, ещё и сирот?..

Иван внезапно рассмеялся.

— Я понял наконец, в чём ваша беда. Вы, эльфы, всего боитесь. Ну не боитесь, так опасаетесь, потому что хотите прожить все эти свои пять тысяч лет. Вот вы и высчитываете — это лучше не делать, и то опасно, и то… А нам, эфемерам, чего терять? Всей жизни кот наплакал. Двум смертям не бывать, одной не миновать, так и не пошла бы она!.. Мы живём здесь и сейчас, вот что. Радоваться сейчас, любить сейчас — вот и вся стратегия.

Эльф молчал так долго, что Иван уже начал опасаться — не уснул ли сидя?

— Знаешь, Иван, у нас, эльфов, мало кто всерьёз интересуется психологией эфемеров, разве что по долгу службы. И совсем мало таких, которые душой понимают вас, людей. Это очень трудно, поверь — всё равно, что понять до конца попутчика в трамвае — только разговорились, а его уже и нет. И я не понимал, каюсь. Но теперь мне почему-то кажется, я начал понимать.

Иван засмеялся.

— Не горюй. С твоей-то головой да за пять тысяч лет до всего дойти можно!

Они негромко посмеялись.

— Курить охота, спасу нет. Вот ведь какая зараза, знаешь, что баловство, что вред один, а тянет…

Магистр поглядел на него удивлённо.

— Слушай, а я тут голову ломаю — чего его так физически мучает? Чувствую фон, а не сообразил. Тупею, однако… Курить охота, говоришь?

— Ну… — Иван подобрался. Ох, не зря спросил, затевает что-то господин магистр…

— Но тебе совсем не хочется курить.

— Не понял…

— Тебе не хочется курить. Тебе никогда не захочется курить. Всё понял?

Иван прислушался к себе и вдруг понял — верно, ему ни капли не хочется курить. Отрезало как бритвой. Ай да магистр!

— Слушай — вспомнил вдруг сержант — это не ты ли соседских ребятишек того?..

Эльф воззрился на него изумлённо.

— Откуда знаешь?

— Разговор соседок подслушал.

Киннор улыбнулся.

— Верно понял. Эти ребята проходу бы нам тут не дали, разве от детей что-нибудь скроешь? Да и «шланги» — вещь малоприятная. Пришлось применить уровень «безразличный» — ну не интересуем мы соседей, и точка. Взгляд скользит, а глаз не замечает. Тут все соседи обработаны, ты разве не сообразил?

Эльф вздохнул.

— Только с детьми куда труднее: если матери их всё время в хлопотах, туда-сюда, и оглянуться кругом некогда, то детей летом чем занять, чтобы не лазали в чужие огороды? Вот я и внушил им позитив-программу внутреннего саморазвития личности. Пока гипнонастройка держится, а там сами начнут соображать. Скажешь, плохо?

— Не скажу. Вы, эльфы, ребята вообще-то ничего, только с прибабахами…

Они опять сдавленно засмеялись. Магистр поднялся.

— Ладно, Иван, посидели и будет. Работа ждёт.

— Какая ночью… — Иван осёкся. Эльф помолчал, мрачнея.

— Вот именно. Разве это нормальная работа — каждую ночь этот кошмар?

Он направился к выходу.

— А автомат на ночь глядя я тебе не верну, а то ещё чего отмочишь. Завтра утром получишь. Да не гляди ты так, право! События, похоже, закручиваются что-то уж очень круто, и держать тебя беззащитного… Ты нам не враг, это ясно. А что касается ума — ну откуда тебе взять?

— … И вот что самое интересное — начальник горотдела НКВД даже привстал от возбуждения — вся улица слышала пальбу, а ближайшие соседи — нет. Как такое возможно, интересно мне знать? На брехунов они не похожи, я людей чую сразу, когда врут.

— Скажите, Василий Степанович — майор Редерман блестел очками, как биноклем — а вообще ничего странного при допросе этих соседок — он взял фотографии, вгляделся — вы не заметили?

Капитан в задумчивости потёр шею.

— Да вроде нет. Хотя… А знаете, вы ведь правы, Иосиф Наумович. Успокоенные они какие-то, что ли. И не трепещут перед органами, как положено. Такое впечатление, что им всё до фени, этим тёткам. И пацаны у них дома такие… ну прямо пионеры с картинки, ей-ей. А к остальному безразличие полное. Не бывает таких детей, у нас тут во всяком случае не бывало. Может, у вас есть версия, Иосиф Наумович? Поделились бы!

— Отчего же, Василий Степанович — майор мягко улыбнулся — вы насчёт гипноза что-либо слыхали? Индивидуального, группового и так далее?

Капитан воззрился на майора недоверчиво.

— Уж не хотите ли вы сказать?..

— Именно — майор улыбнулся ещё мягче — Я поздравляю вас, дорогой Василий Степанович. Я, конечно, не ваше непосредственное руководство, но полагаю, в самое ближайшее время вас переведут в Москву, в звании майора. — он засмеялся — А то — оцепить, прочесать… Ведь можете работать, когда захотите, а?

Майор улыбался теперь почти смущённо.

— Но для того, чтобы мои видения стали явью, необходимо закончить операцию.

— Будем брать? — капитан снова привстал.

— Обязательно. И быстро. Теперь всякое промедление смерти подобно. Как тут у вас выйти на Москву, всё забываю… — майор пододвинул к себе чёрный телефон, стоявший на столе в кабинете директора школы.

— М-м-ааа-ааа-аа-а…

Плач ребёнка и мяуканье кошки. Страстный зов и ужас смерти. И беспредельная тоска.

Иван сжимал зубы. Нет, не закричу, подумал он. Сегодня ни за что не закричу. Я выдержу. Я должен выдержать.