Максим Маскаль - Пазл

«Кто-то же слышал мой крик, не все же в доме спят, кто-то выглянет!» – мелькнула отчаянная мысль. Нет. Никто не выглянул. Зато тьма отделилась от окна и шлепнулась в снег позади него.

Он заработал руками и ногами быстрее, взбивая сугробы в пену. Вырвался на дорожку перед домом, попытался подняться, но под ногами скользкий лед, да и стоять он мог только на правой – левая подломилась чуть ли не с хрустом. За собственным криком он не расслышал, был хруст или нет, но сумел подняться и похромал вперед. Голые ступни скользили по морозному льду. Мысль о забытых кроссовках слилась с образом окровавленного тела Сани без головы.

Еще ныло правое бедро. Машинально он провел рукой – от удара в него врезались ключи от Сашкиной машины. И тут же в темноте, прорезанной светом немногочисленных окон, показались припаркованные машины. Он сразу увидел «Форд» Сани – неужели ему начало везти? Неужели он вырвется, выживет и забудет потом все как страшный сон?

Справа его окликнули, и он чуть снова не упал от страха. Но это был только ночной прохожий.

– Эй, тебе помочь? – повторил тот свой вопрос. Миша оглянулся, но позади никого не было.

– Что с тобой? Может, «Скорую» вызвать? Или…

Договорить прохожий не успел, а Мишка в ту сторону даже не стал оглядываться – сегодня он уже успел привыкнуть к отрубленным головам, а вместо этого преодолел пару метров до машины Саньки, распахнул дверь и влетел внутрь. Он уже успел продрогнуть, озноб хватал его за пальцы, пока он пытался повернуть скользкий от крови ключ зажигания. Или это не озноб, а страх?

В лобовое стекло ударило что-то круглое и скатилось на землю. Машина тут же завелась, будто ждала этого пинка. А потом вдруг смолкла, и дверь с щелчком распахнулась. Миша выбрался обратно на мороз, хлопнул дверью, подпрыгивая на одной ноге и морщась, сделал пару шагов. В свете фар, среди кружащихся снежинок показалась Леся. В легкой футболке. Она не улыбалась. Смотрела на него с каким-то ожиданием.

Опираясь на капот, Миша сделал еще шаг. Он всегда был раздолбаем и от проблем предпочитал уходить, забывая о них. И только Леся держала все в руках и дарила ощущение комфорта. Но все меняется. Люди вырастают. Проблемы тоже. Если он сейчас заведет машину и забудет обо всем, как всегда, блин, что из этого выйдет? В его квартире два трупа, теперь вот еще один, и это всего за час. Что будет дальше? Еще больше голов покатится?

Его не просто вырвали из зоны комфорта. Его вырвали с мясом и выкинули полуголого на мороз. И пора уже что-то делать.

– Знаешь, – позвякивая, он перебирал между пальцев ключи в связке, – я даже не люблю ужастики.

Леся чуть наклонила голову. Почти как настоящая. Но вообще-то и настоящей она ему не очень нравилась.

– И мороженое. И меня бесят эти твои актерские курсы.

Она кивнула, улыбнулась и плавно двинулась ему навстречу, не щурясь от света фар. Ключи наконец легли в кулаке как влитые.

– И я бы все равно тебя бросил.

Дмитрий Тихонов. Трапеза

Они настигли его почти у самой деревни. В просветы меж деревьями уже крыши видать. И пока заскорузлые пальцы пристраивали ему на шею жесткую, колючую петлю, Егор успел рассмотреть даже забор возле крайней избы. Совсем рядом. Рукой подать.

– Чего пялишься? – прошипел один из палачей, тощий и до черноты загорелый, с длинными, перехваченными сальной тесемкой сивыми волосами. – Туда тебе не докричаться.

Половины зубов у него не хватало, звуки выходили уродливые, смятые, словно не человеком сказанные, а болотной змеей. Да и сам он походил на змею – такой же длинный, извивающийся, будто бескостный. Егор не имел привычки разговаривать с болотными гадами, поэтому молчал.

– Пора тебе, колдун, – не унимался беззубый. – Заждались на том свете.

Их было трое. Все в грязи, злые и суетливые. Пальцы у них дрожали, глаза бегали, а веревка никак не желала затягиваться. Даже со связанными за спиной руками он наводил на этих запуганных мужиков ужас. Знают, что ворожбу чистым днем творить несподручно, да все равно не могут унять в себе колючий озноб.

– Тебе ни последнего слова не полагается, ни попа, – еле слышно проворчал самый старший, обладатель косматой и совершенно седой бороды. – По-собачьи сдохнешь.

Егор подумал, что помнит имя этого человека. Видел в полку и даже краем уха слышал, как его звали – Никанор, кажется. Дядька Никанор. Такой добродушный и мягкий, словно старый медведь из сказки. Куда же девался его постоянный лукавый прищур? Нет и в помине. Медведь превратился в старую облезлую псину, тявкающую только на уже поваленного волка. Обычное дело.

– Не дергается даже, – сказал Никанор беззубому. – Спокойный слишком.

– А чего ему бояться! – усмехнулся тот. – У него же в пекле все друзья. Дожидаются небось его уже, на стол собирают. Да, колдун? Получили они твои заговорные письма? Дошли до них твои бумажки поганые? Готовят ли там тебе встречу, собачий ты сын?!

С этими словами беззубый с размаху ударил Егора по лицу. Не особенно больно – не хватало в тощих кулаках силы, но именно тогда, на короткий миг, когда в глазах слегка помутилось, Егор впервые увидел еще двоих присутствующих при казни.

Они стояли чуть поодаль, в просвете меж деревьев, закрывая собой вид на деревню. Оба высокие, безбородые, одеты в длинные выцветшие камзолы. Один внимательно разглядывал происходящее и слегка улыбался тонкими губами, второй смотрел в другую сторону – на избы, темнеющие среди зелени. А потом Егор моргнул, и эти двое исчезли, будто и не было их.

– Чего ему бояться! – вещал беззубый, потирая ушибленные костяшки пальцев. – Для него это самая лучшая смерть. Ни покаяния, ни отпевания. Он же там сразу своим станет. На костер бы его, чтоб душонку поганую как следует пропечь да очистить. А? Мерзота? Хочешь на костер?

Егор облизал окровавленные губы. Горячий соленый привкус немного прояснил сознание, и где-то глубоко под ребрами впервые шевельнулся страх.

– А сам-то ты откуда так хорошо про преисподнюю толкуешь? – спросил он, стараясь улыбаться. – Своими глазами видал небось?

– Что? – Палач от удивления и возмущения даже отступил на шаг. – Что ты мелешь?

– Не видал еще, значит, – кивнул Егор. – Ничего, придет время, увидишь…

И в этот момент показалось ему, что краем уха услышал он чей-то смех. Совсем рядом, почти за плечом. Тот же смех, что временами вспоминался по утрам, когда поднявшееся над горизонтом солнце еще могло приносить радость.

– Видит бог, я бы сжег тебя, погань, – прошептал беззубый. – И того, кто тебя удумал отпустить, тоже. Но Господь укрепляет нас, посылает тяжелые испытания на долю, и потому, видать, придется нам смириться с тем, что старикан ушел сам, а тебя мы можем только вздернуть, как последнего нехристя. Хотя ты ведь и есть нехристь, так?