Дион Форчун - Жрица моря

Мы сплетничали, коротая время. Закат из комнаты виден не был, но мы заметили его пурпурное отражение на низких облаках; затем появилась полная, круглая луна — и во второй раз за сегодняшний день я увидел на волнах дорожку света.

Как я уже говорил, я был в достаточно близких отношениях с луной; так что, заметив появление старой доброй подружки, я в молчании уставился на нее, совершенно забыв о новой. Как всегда при общении с луной, я почувствовал, что существует невидимая часть природы. Я знал, что морская жизнь интенсивна и разнообразна и что мы, находясь в форту, были почти рядом с ней — ведь море окружало нас практически отовсюду, и лишь малость не позволяла назвать этот клочок суши островом. Скала, на которой стоял форт, подымалась прямо из моря, и ее можно было назвать скорее морской скалой, чем осколком суши; а во время шторма сорванные ветром с поверхности моря брызги летели из одной бухты в другую над узкой полоской скалы, соединявшей нас с материком, и стекали по наветренным окнам, подобно дождю, и гигантские водоросли выбрасывались штормовым ветром прямо во двор форта, на резные изображения морских чудовищ.

Вся комната переливалась искрящимся серовато-зеленым цветом, напоминая морскую воду в солнечный день; даже платье мисс Морган было цвета морской волны, а ожерелье на шее представляло собой нитку сапфиров, странным образом преломлявших свет. Ее платье было необычным — средневекового покроя, из искрящегося атласа, оно было лишено складок, и плотно облегало фигуру мисс Морган — а фигура у нее была замечательная. Горловина платья была низкой и прямоугольной спереди; вырез на спине доходил почти до пояса, но рукава были длинны и плотно облегали руки, оканчиваясь чем-то наподобие рыбьего рта у самых ее пальцев. Сегодня ее ногти не напоминали яркие, вызывающе накрашенные когти публичной девки; напротив, они были покрыты перламутрово-прозрачным, искрящимся лаком, производившим весьма необычное, неземное впечатление.

Неожиданно поток моей медитации был прерван.

— Уилфрид, что вы знаете о луне?

Я был настолько поражен, что меня назвали именем, данным мне при крещении, что у меня едва не начался тут же самый настоящий второй приступ астмы. В Дикфорде даже замужние дамы обращаются к своим мужьям: мистер Такой-то.

Мисс Морган заметила мое смущение, но лишь улыбнулась на это.

— Если вы думаете, что я буду называть мистером любого, кто носит мое нижнее белье, то вы глубоко ошибаетесь. И все же, Уилфрид, что вы знаете о луне?

И я рассказал ей. Я рассказал ей, как я впервые установил контакт с луной тогда, когда лежал совершенно без сил после первого приступа астмы; я рассказал ей, как чувствовал испускаемые ею волны, как узнал о действии лунных сил, — прибывали ли они или убывали, накатывались ли или откатывались, или бились вдалеке, подобно морю, бьющемуся о ровный пляж. Я поведал ей, что верил в незаметное для человека влияние лунных приливов и отливов на все происходящее на Земле, и что, не понимая в полной мере этого сейчас, я надеялся понять это позже; ведь когда жизнь покидала мое тело после астматического приступа, я чувствовал некоторое просветление.

Она кивнула.

— Да, — сказала она, — именно так это и бывает. Астма дает вам то же, что мне — кристалл. (Черт возьми! — подумал я про себя. — Как бы мне хотелось поменяться с ней!)

Однако я сказал ей о своем опасении, что это было лишь результатом действия лекарств. Но она покачала головой.

— Вчера вечером вы не принимали лекарств, но сегодня вы находитесь в странном расположении духа; вы совсем не похожи на себя обыкновенного.

— Вы ничего не знаете о моем естестве, — сказал я. — Я бываю сам собой, когда я в нормальном состоянии, а не тогда, когда я скован.

— Что же сковывает вас? — спросила она.

— Попытка исполнить свой долг там, куда Господь определил меня, — ответил я. — И мне очень хотелось бы знать, почему Всевышний столь настойчиво вбивает квадратные столбики в круглые ямки?

Затем я рассказал ей о своей идее, заключавшейся в том, что боги заставляли смертных платить за ниспосланные на них милости, тогда как я, по причине астмы, пользовался у небес чем-то вроде кредита. Она согласилась со мной и сказала:

— Вы очень необычный человек; я никогда не встречала ранее человека, способного хранить такое красноречивое молчание.

Поначалу я не мог понять, к чему она клонит; но затем сообразил, что хотя я никогда не говорил много о себе, во мне постоянно происходил некий своеобразный мыслительный процесс. Мое молчание не было по сути ни тугодумием, ни скрытностью, но скорее внутренней осторожностью, которая всегда возникает в человеке, живущем вместе с людьми, которые с ним не согласны. Из горького опыта я знал, что чем меньше окружающие были осведомлены о моих настоящих мыслях и чувствах — тем лучше было мне.

Я поделился с ней некоторыми из вышеприведенных соображений.

— Но ведь вы знаете, что можете говорить со мной, не правда ли? — спросила она.

Я сказал, что да, что я всегда хотел говорить с ней, но члены моей речи закостенели от долгого неупотребления, так что я никак не мог начать, подобно моему автомобилю, отказавшемуся заводиться вчера; но она должна была заметить, что получив толчок к разговору, я вполне мог самостоятельно продолжать дальше.

Она улыбнулась.

— С этих пор, — сказала она, — я буду держать ногу на стартере, пока не услышу звуков, свидетельствующих о том, что вы готовы заработать.

Я пожелал ей удачи.

— Вы можете быть очень милым, если сами пожелаете этого, — сказала она. — Жаль, что вы нечасто этого хотите и не позволяете другим расшевелить вас.

Мне действительно нравилось быть приветливым по отношению к мисс Морган и, думаю, ей нравилось это во мне; однако, если я не ошибался, меня приручали не для этого. И тут я услышал слова, возможно, сказанные случайно, а может быть — намеренно (у нее разобрать это было невозможно), — по которым я понял, почему именно меня выбрали на роль жертвенного раба; с каждым часом я все меньше сомневался, что мне уготована именно эта доля.

— Хотя вы выглядите больным — а я предполагаю, что вы действительно больны, — я никогда ранее не видела в людях столько жизненной силы.

Я ответил ей, что как бы мне ни льстили ее слова, я не мог сказать о себе то же самое.

— Самое удивительное — это то, что, чем более вы угнетены, тем больше жизненной силы чувствуется в вас. Вы испускаете магнетические флюиды совершенно особого типа и в поразительных количествах, Уилфрид. Думаю, что ваши проблемы именно в этом, — возможно, вы чувствуете утечку магнетической силы.