Говард Лавкрафт - Зов Ктулху (сборник)

VI

Сам данвичский ужас пришелся на период между Праздником урожая и равноденствием 1928 года, и доктор Армитаж был одним из свидетелей его чудовищного пролога. Он прослышал об эксцентричной поездке Уилбура в Кембридж и его отчаянных попытках заполучить «Некрономикон» в свое распоряжение или снять копии с его страниц в библиотеке Уиденера. Попытки эти оказались напрасными, поскольку Армитаж успел настоятельно попросить всех библиотекарей, в чьем распоряжении имелся этот ужасный том, ни в коем случае не выдавать его. Оказавшись в Кембридже, Уилбур ужасно нервничал; ему очень хотелось заполучить эту книгу и столь же сильно хотелось побыстрее попасть домой, как будто он опасался каких-то последствий своего долгого отсутствия.

В начале августа случилось вполне ожидаемое. В ночь на третье августа, через несколько часов после полуночи, доктор Армитаж был внезапно разбужен диким, яростным лаем свирепого сторожевого пса на университетском дворе. Внушающие ужас басовитые гавканья, полубезумный рык и лай не прекращались; в них были пугающие, имеющие какое-то зловещее значение паузы, после которых они становились с каждым разом еще громче. А затем оттуда донесся вопль, вырвавшийся из другой глотки – такой вопль, что разбудил в Аркхеме половину спавших и затем долго преследовал их во сне – такой вопль, какого не могло издать ни одно земное существо, или, во всяком случае, полностью земное.

Армитаж, одевшись наспех и поспешив через лужайку и улицу к зданиям колледжа, увидел, что не он один торопится посмотреть, что произошло, некоторые опережали его, и услышал эхо завываний охранной сигнализации, установленной в библиотеке. В лунном свете чернел провал открытого окна. Незваный гость безусловно смог проникнуть внутрь, ибо лай, теперь переходящий в вой и глухое рычание, доносился уже изнутри. Какое-то чутье подсказало Армитажу, что происходящее там не стоит видеть неподготовленному человеку, поэтому он властно осадил толпу, заставив чуть отступить, после чего отпер двери вестибюля. Увидев среди зевак профессора Уоррена Райса и доктора Фрэнсиса Моргана, он высказал им свои предположения и предчувствия, и они присоединились к нему, готовые сопровождать его внутри. Звуки, доносившиеся из библиотеки, к тому моменту стали значительно тише, сменившись монотонными жалобными поскуливаниями; но тут же из окружающих кустов зазвучал целый хор козодоев, посвистывающих дьявольски ритмично, как будто в унисон с последними вдохами умирающего.

Внутри здания оказалось ужасное зловоние, слишком хорошо знакомое доктору Армитажу, и все трое направились через вестибюль к маленькому читальному залу, откуда доносились басовитые подвывания. Несколько секунд никто из них не решался зажечь свет, но наконец Армитаж собрался с мужеством и щелкнул выключателем. Один из троих – трудно сказать, кто именно – громко закричал, увидев то, что было распростерто перед ними среди раздвинутых в беспорядке столов и опрокинутых стульев. Профессор Райс позднее рассказывал, что на мгновение потерял сознание, хотя и удержался на ногах.

Существо, лежавшее, скрючившись, на боку в зловонной луже зелено-желтого гноя, липкого как деготь, достигало в длину почти девяти футов, и собака содрала с него всю одежду и частично кожу. Оно было еще не совсем мертво и судорожно подергивалось, а грудь его вздымалась в чудовищной синхронности с безумным пением собравшихся снаружи козодоев. Обрывки одежды этого существа и кусочки кожи с его ботинок были разбросаны по комнате, а прямо в окне, где, очевидно, и был брошен, лежал пустой холщовый мешок. Возле главного стола на полу лежал пистолет, и несработавший патрон со вмятиной от бойка впоследствии объяснил, почему это оружие не было пущено в ход. Однако само существо, лежащее на полу, в тот момент отвлекло внимание от всех прочих подробностей. Можно было бы шаблонно и не вполне добросовестно заявить, что описать его невозможно, но более справедливым будет признать, что его невозможно описать тому, чьи представления слишком тесно связаны с характерными для этой планеты формами жизни и с тремя известными нам измерениями. Отчасти это существо было человеческим, руки и голова были очень похожи на мужские, козлиное лицо без подбородка имело характерные черты семейства Уэйтли. Однако торс и нижняя часть тела были тератологически загадочными, и, судя по всему, лишь большое количество одежды позволяло существу передвигаться по земле без ущерба для своих конечностей.

Выше пояса оно было отчасти антропоморфным, хотя его грудь, куда все еще впивались когти настороженно замершего пса, была покрыта кожей с сетчатым узором, наподобие крокодиловой. Спину покрывало чередование желтых и черных пятен, напоминающее чешую некоторых змей. Ниже пояса, однако, все выглядело ужасно, ибо тут всякое сходство с людьми заканчивалось и начиналась область полнейшей фантазии. Кожу покрывала густая черная шерсть, а из области живота свободно свисало множество длинных зеленовато-серых щупалец с красными ртами-присосками. Их взаимное расположение было странным и, казалось, соответствовало симметрии некой космической геометрии, неизвестной на Земле или в Солнечной системе. На каждом из бедер, глубоко утопленные в розоватых и снабженных ресницами впадинах, располагалось то, что казалось недоразвитыми глазами; на месте хвоста у существа было что-то типа хобота или щупа, составленного из пурпурных колечек, и многое свидетельствовало о том, что это недоразвитый рот. Нижние конечности, если не принимать во внимание покрывавшую их густую шерсть, напоминали лапы гигантских доисторических ящеров; завершались они подушечками с набухшими венами, не походившими ни на когти, ни на копыта. При дыхании существа его хвост и щупальца ритмично меняли цвет, как будто подчиняясь какому-то циклическому процессу, от нормального до совершенно нечеловеческого зеленого оттенка; на хвосте же это проявлялось еще в перемене от желтого до грязноватого серо-белого в тех местах, что разделяли пурпурные кольца. Никакой крови не было – только зловонная зеленовато-желтая сукровица, растекающаяся по крашеному полу за пределы загустевшей лужицы и странным образом обесцвечивающая его.

Присутствие трех человек, похоже, побудило умирающее существо собраться с силами, оно забормотало что-то, не поворачиваясь и не поднимая головы. Доктор Армитаж не сделал записи произнесенных звуков, но твердо заверил, что не было произнесено ни одного слова по-английски. Поначалу произносимые слоги не походили ни на какой из известных на Земле языков, однако затем стали появляться разрозненные фрагменты, заимствованные, судя по всему, из «Некрономикона», этой чудовищно богохульной книги, в поисках которой существо явно и прибыло сюда. Эти фрагменты, как припомнил Армитаж, звучали следующим образом: «Н’гаи, н’гха’гхаа, багг-шоггог, й’хах; Йог-Сотот, Йог-Сотот…» Это постепенно стихало, сопровождаемое криками козодоев, ритмичным крещендо злобного предвкушения смерти.