Клан (ЛП) - Ли Эдвард
Оставшиеся шесть бутылок Вильгельм выбросил в мусорное ведро.
Затем они целовались. Вильгельм схватил Фрида за шиворот и отшвырнул животное в сторону. Когда они обнялись, рука Сары без колебаний поднялась по заднице Вильгельма, а его рука, ужасающе крупная, скользнула по её брюкам спереди.
Вильгельм тянул её к дивану. Сара притворно сопротивлялась. Вильгельм снял куртку и рубашку. Затем он снял с неё всю одежду так же бесстрастно, как кожуру с фрукта. Джервис вздрогнул.
У Вильгельма была верхняя часть туловища, как у «Мистера Олимпия». На нём были чёрные выпуклые трусы, размер которых был пугающим. Сара тёрлась о него, стонала. Фрид наблюдал за происходящим с крайнего стола, широко раскрыв глаза, как опалы. Джервис почувствовал себя трупом, когда посмотрел на немца.
То, что произошло после этого, казалось дьявольским вдохновением, насмешливой одноактной сексуальной игрой, которая каким-то образом знала, что Джервис присутствует. Это была девушка, которую он любил больше всего на свете, она отдавала себя этой эгоистичной немецкой мускулатуре.
В трансе печали Джервис продолжал смотреть, как Сара ложится на диван. Вильгельм стоял с расставленными ногами, ноги были похожи на резные деревянные столбы. Он стянул узкие трусы. Глаза Сары расширились, когда Вильгельм позировал для её оценки.
- О, Вилли, он огромен!
«Нет, - взмолился Джервис. - Боже, пожалуйста. Не дай мне это увидеть».
Сара наклонилась вперёд, на её лице светилась похоть. Всё, что мог видеть Джервис, - это задница Вильгельма и руки Сары, держащие его мускулистые ягодицы. Он слышал ужасный звук того, что она с ним делала. Непристойные, влажные причмокивания. Приглушённые звуки восторга.
«Слава Богу, - подумал Джервис. - Спасибо за всё».
Он заплакал.
Вскоре Сара закончила оральную разминку. Она снова легла, одурманенная похотью, вокруг рта сиял блеск.
- Вилли! Он такой большой!
- Очень большой? Да? Это хорошо!
Он повернулся, чтобы позволить ей взглянуть на него ещё раз, предлагая полный боковой вид, который, к сожалению, давал полный боковой вид и Джервису.
- Боже мой, - произнёс Джервис. - Боже мой.
Затем слёзы текли по его щекам, когда он продолжал смотреть. Вильгельм раздвинул ноги Сары и сел на неё.
Он дразнил её пупок набухшей головкой, пять или шесть раз ударил ею по животу. Потом он взял...
Джервис почувствовал, как у него на шее встали волосы.
«У этого парня больше, чем скалка, - подумал он. - Куда он всё это вместит?»
Потом он вздрогнул. Вильгельм продолжал действовать, как по команде. Он вонзил в неё всё сразу, одним быстрым ударом до упора. Бац! Сара на мгновение окаменела, а затем обернула ноги вокруг его геркулесовой спины, приняв это внезапное, безжалостное движение. Горячие, довольные женские стоны пронзительно доносились из приёмника Джервиса; его глаз сильнее прижался к окуляру.
Вильгельм продолжал больше получаса. Сара сохраняла волнение с такой же энергией. Её оргазмы были очевидны: многократные вибрирующие крики, напряжение ног каждый раз, когда она кончала.
В конце концов Вильгельм тоже кончил. Он зарычал, как бесстрашный рыцарь, только что срубивший врага, и эякулировал по всей Саре дельфиновыми брызгами семени. Когда он закончил, её грудь, живот и бёдра заблестели, как будто они были покрыты лаком.
Джервис разваливался на части, его глаз всё ещё был прикован к телескопу. Вильгельм встал и ненадолго скрылся из виду. Сара лежала на диване удовлетворённая и сияющая, блаженно измученная. Её розовая вагина была раскурочена. Мгновение спустя снова появился Вильгельм, держа в руках какую-то синюю одежду.
«Пожалуйста, Боже, - вздрогнул Джервис. - Ради Бога, нет. Нет».
На руке Вильгельма висела синяя классическая рубашка, обычная Christian Dior, стоящая около тридцати долларов в любом мужском магазине. Но именно эта рубашка принадлежала Джервису, которую он оставил в ванной Сары. Он оставил её там нарочно, надеясь, что она напомнит ей о нём в будущем. Рубашка была аллегорической, психическим пережитком. Это была последняя его часть в её жизненном пространстве, а значит, и в её жизни.
Вильгельм тут же воспользовался рубашкой, сдерживая злобный смех. Он очень эффективно вытер свою сперму с её груди, живота и бёдер.
- Я бы хотела, чтобы Джервис это увидел! - выдала Сара.
Затем Вильгельм вытер свой член и сунул рубашку в мусорную корзину.
«Доволен?» - спросил Джервис себя.
Любой специалист по английскому языку оценил бы здесь очевидные экзистенциальные символы. Это была не просто рубашка, которой Вильгельм вытер свой член, это был Джервис. Рубашка была Джервисом.
Чтобы закончить сцену, Фрид запрыгнул на живот Сары и мурлыкал. Проклятое животное посмотрело прямо в телескоп... и улыбнулось.
Джервис рухнул.
Он пролежал там довольно долго. Телескопическая сцена оставалась в его сознании, как светящийся призрак. Через некоторое время он пополз к мусорной корзине и его вырвало. Это была сильная, сжимающая рвота. Он опустошил себя как из своего сердца, так и из своего желудка.
Он хотел правды и получил её.
«Осталось только одно, - подумал он. - Последний полёт мёртвой любви».
Теперь идея приобрела сладость, как песня, как ноктюрн.
«У тебя не хватит смелости», - сказал ему разум.
- Хватит, я смогу, - ответил Джервис темноте. - Смотри на меня...
Он встал и закурил то, что, как он предполагал, должно было стать его последней сигаретой. Он глубоко затянулся. Он позволил комнате оставаться тёмной, потому что для этого так и должно быть. Да, темнота. Сладкая, сладкая темнота.
Он вытащил Webley из ящика для носков. Он был холодным и тяжёлым. Он был большим. Его дедушка дал ему его на смертном одре.
«Молодому человеку нужен хороший пистолет», - сказал он, и смерть уже окрасила его лицо.
Webley был уникальным автоматическим револьвером британского производства. Джервис взвёл курок, вдохновлённый его тяжёлым стальным щелчком. Он гордился отсутствием сопротивления.
«Я люблю тебя, Сара, - подумал он. Он приставил к голове большой выточенный ствол. - Я продолжаю любить тебя. Всем своим сердцем».
Джервис нажал на курок. Громкий щелчок.
И ничего не произошло.
- Чёрт меня побери! - крикнул он.
Он открыл Webley. Цилиндр был пуст. Он порылся в ящике с носками в поисках коробки с патронами, но её там не оказалось. Кто-то забрал её.
Он услышал в своей голове безумный смех, шум, похожий на стаю граклов. Бедный Джервис просто не мог победить. Сознание поднималось и опускалось, и он рухнул на ковёр, как пустой костюм.
«« - »»Уэйд чувствовал себя неловко, провожая её домой. Как он мог подвести итоги такого вечера? Их общение в трактире было очень странным, но самым странным было то, что происходило в Северной Администрации, где в течение двух часов Уэйд играл подмастерьем у техника по уликам. Помочь полицейскому снять отпечаток пальца с места преступления - это то, чем он раньше никогда не занимался.
Он держал для неё фонари, пока она проводила полярную съёмку всего кабинета поликлиники, а также двери, дверного косяка и замка. Она потратила много времени, используя экстремальные углы освещения, чтобы определить основные скрытые области. Уэйда забавляло то, как она тихонько разговаривала сама с собой во время работы. Она «вытирала», «заклеивала», «вспыхивала» или «щёлкала» что-нибудь интересное. Уэйд был особенно впечатлён её умением снимать отпечатки с разорванных папок с файлами и с расплющенной дверной ручки.
Он так и не сказал ей о пивной крышке.
Лидия жила в многоквартирном доме недалеко от города. Она казалась измученной, приятно уставшей, пока Уэйд продолжал свой путь. Ветерок сквозь открытый топ играл с её волосами.
Эта ночь противоречий всё ещё продолжалась. Когда они подъезжали к домам, Уэйд нервничал. Ему было интересно, что она думает о нём на самом деле. Казалось, он ей нравился, ей было комфортно с ним, казалось, она... В этом была проблема. Казалось, в ней было слишком много всего. Её невозможно было расшифровать. Он подумал, а сможет ли он вообще поцеловать её на ночь?
