Роберт Говард - Хозяин судьбы

– Вы ранены, сэр? – один из полисменов протянул Гордону руку.

Мой товарищ оттолкнул его.

– Нельзя терять ни минуты! Выбираемся отсюда, и как можно быстрее!

Тут я заметил, что мы находимся в подвале. Мы поспешили вверх по лестнице и вышли в ранний рассвет, восток уже окрасился алым. Я поднял голову и увидел высокое обшарпанное здание, оно было значительно выше соседних домов. Я инстинктивно почувствовал, что именно на его крыше накануне ночью разыгралась дикая драма.

– Несколько месяцев назад это здание арендовал какой-то таинственный китаец. – Гордон поймал мой взгляд. – Сначала тут были конторы, но квартал обветшал, и это здание долгое время простояло незанятым. Новый арендатор достроил несколько этажей, но, судя по всему, не нашел им применения. Некоторое время назад я тут все осмотрел.

Мы шли по тротуару, и Гордон говорил в своей обычной резкой, торопливой манере. Я слушал в пол-уха – как в трансе. Мои силы быстро убывали, и я знал, что могу упасть в любую минуту.

– Соседи рассказывали о странных звуках и необычных зрелищах. Владелец подвала, только что нами покинутого, услышал непонятный шум за подвальной стеной и вызвал полицию. А в это время я носился по этим распроклятым коридорам, точно затравленная крыса, и услышал, как полиция барабанит в стену. Я нашел потайную дверь, но за ней оказалась решетка. Именно в тот момент, когда я объяснял ошеломленным полисменам, что им следует найти ножовку по металлу, чертовы негры, от которых мне удалось ненадолго ускользнуть, появились, и я был вынужден хлопнуть дверью и снова припустить по коридору. По чистой случайности я нашел вас, и по чистой случайности не сбился с дороги и снова вышел к этой двери. Теперь нужно добраться до Скотланд-Ярда. Если повезет, мы сумеем захватить целую банду головорезов. Я не убежден, что прикончил Катулоса и что его вообще можно убить оружием простых смертных. Но, насколько мне известно, вся шайка-лейка сейчас в подземных коридорах и…

И тут содрогнулся весь мир! Казалось, оглушительный рев разорвал небосвод в клочья. Дома зашатались и с грохотом обратились в руины; могучий столб дыма и пламени вырвался из-под земли, громадная масса осколков и обломков, как на крыльях, устремилась к небу. Все заволокло черной завесой дыма, пыли и падающих деревьев, гром не унимался, он исходил из самого центра земли, как будто падали все на свете стены и потолки. И среди этого адского шума я простерся ниц и потерял сознание.

Нет нужды подробно описывать кошмарные детали того лондонского утра. Всем известно о взрыве огромной силы, который снес с лица земли десятую часть великого города, погубив множество людей, а еще больше лишив крова. Следовало как-то объяснить такую грандиозную катастрофу; посему история покинутого здания стала достоянием гласности, и по столице поползла уйма самых невероятных слухов. Наконец, дабы прекратить кривотолки, власти придумали неофициальную версию, будто дом служил тайной крепостью и местом встреч банде международных анархистов, и они хранили в подвале мощную взрывчатку. Предположительно, они сами ее и взорвали. В этой истории была доля истины, но угроза, таившаяся в том здании, далеко превосходила возможности анархистов.

Обо всем этом я узнал не скоро. Дело в том, что Гордон, когда я упал в беспамятстве, решил, что мне крайне нужен гашиш. С помощью ошеломленного полисмена он доставил меня к себе домой, а потом вернулся к месту взрыва. У себя в квартире он нашел Хансена и Зулейку, все еще прикованную к кровати. Гордон снял наручники и поручил девушке ухаживать за мной. На него самого навалилась куча других дел, так как Лондон превратился в разворошенный муравейник.

Придя, наконец, в себя, я посмотрел в Зулейкины глаза-звезды и молча улыбнулся. Она, припав к моей груди, гладила меня по голове и покрывала лицо поцелуями.

– Стивен! – Она все плакала, и ее горячие слезы орошали мне лицо.

У меня не было даже сил, чтобы обнять ее, но все-таки я справился с этой задачей. Мы лежали в полной тишине, нарушаемой только тяжелыми вздохами и рыданиями.

– Зулейка, я люблю тебя, – прошептал я.

– И я тебя люблю, Стивен. – Она всхлипнула. – О, как тяжко теперь расставаться! – но я умру вместе с тобой, Стивен, я не смогу жить без тебя!

– Дорогое мое дитя, – удивился Джон Гордон, который как раз вошел в комнату. – Костиген вовсе не собирается умирать. Мы дадим ему гашиша, чтобы поддержать некоторое время, а когда окрепнет, постепенно избавим от этой привычки.

– Вы не понимаете, сагиб, Стивену нужен вовсе не гашиш, а вещество, которое может дать только Хозяин. Но Хозяин мертв или сбежал, и Стивен обречен.

Гордон бросил на меня неуверенный взгляд. Выглядел он ужасно – краше в гроб кладут.

– Она права, Гордон, – вяло подтвердил я. – Я умираю. Катулос избавил меня от тяги к гашишу, он давал мне наркотик, который называется эликсиром. Только благодаря ему я и жил. Зулейка украла у него немного снадобья, но сегодня ночью я выпил остаток.

Я не ощущал жажды, я вообще не чувствовал ни морального, ни физического дискомфорта. Мой организм быстро засыпал, я уже прошел ту стадию, когда нехватка эликсира могла разорвать меня на куски. Мною владели только небывалая апатия и сонливость. Я знал, что умру, как только закрою глаза.

– Странный наркотик, этот эликсир, – с трудом произнес я. – Он возбуждает и вместе с тем затормаживает. А потом… жгучее желание выпить еще дозу… и это желание убивает.

– Проклятие! – в отчаянии воскликнул Гордон. – Костиген, вы долго так не выдержите! Скажите, что в сосуде, который я взял со стола египтянина?

– Хозяин поклялся, что эта жидкость освободит меня от проклятия, – вспомнил я. – Но, возможно, это тоже яд. Я и забыл о флаконе. Дайте-ка его сюда. Если я обречен, какая разница, от чего я умру?

– Да, пожалуйста! – Зулейка подскочила к Гордону с протянутой рукой.

Гордон вынул из кармана флакон, Зулейка вернулась ко мне и встала на колени, поднесла сосуд к моим губам, шепча на своем языке что-то ласковое и утешающее.

Я осушил флакон, но не почувствовал никакого интереса к происходящему. Слишком мало жизни во мне осталось, я почти ничего не замечал, не возьмусь даже вспомнить, какова была жидкость на вкус. Помню только, как почувствовал, будто во мне затлел живительный огонек и медленно двинулся по кровеносным сосудам. Последнее, что я запомнил – это как Зулейка склонилась надо мной, глядя огромными глазами. Ее маленькая рука нырнула за пазуху. Я вспомнил ее клятву покончить с собой, ели я умру, и попытался обезоружить девушку, хотел сказать Гордону, чтобы он отобрал кинжал. Но ни слова, ни жесты мне не давались, и я утонул в море темноты.