Михаил Анохин - Проклятая повесть

– Был, был я у Пичугина. Полюбопытствовал он, порассуждал о подобных случаях, да и выпалил, что «ни хрена его наука не знает, отчего точно такое бывает. А тут и тем паче: локальное ороговение. Я уж подумывал вырезать эту хреновень, да все откладывал.

– Действительно, любопытная хреновень. – согласилась жена, внимательно разглядывая «черепашку» в свете ночника и неожиданно для мужа спросила: – Лева, а лупа у нас далеко?

– Да я уж её рассматривал в бинокулярную лупу в лаборатории, – ответил муж. – Странный орнамент, напоминающей виньетку арабской вязи.

– Вот и я смотрю, что на обычный папиллярный узор не похоже. Ты знаешь что, сходи к Давлатову, он сделает снимок и отсканирует в компьютер. Интересно. – Может, какая-нибудь новая разновидность рака кожи?

– Этого мне для полноты счастья не хватает. – Пробурчал Битюгин.

На следующий день у Льва Петровича поднялась температура, он не пошел на работу, остался дома под присмотром Людмилы. К вечеру стало хуже, хотя всё, что предписано медициной в таких случаях, было предпринято. И в этот же вечер в квартире Льва Петровича раздался телефонный звонок, от благочинного отца Василия.

Об этом священнике в тот год писали многие газеты. Дело в том, что этот помимо обычных служб, он служил еще одну, редкостную в христианстве. Её называют «отчиткой», или изгнанием бесов из ими одержимых. В католичестве эта процедура называется экзорсизмом. Существует она и в других, не европейских культурах.

К телефону подошла Люда:

– Прошу прощения, это священник, Василий, мы знакомы с Львом Петровичем, С ним все в порядке?»

– Как раз и нет, он очень болен.

– Вот и я, почувствовал беспокойство. Вы, как я понял супруга Льва Петровича?

– Да, – коротко ответила Людмила, не понимая, что побудило священника позвонить и почему он «почувствовал беспокойство».

– Не знаю, скажет ли вам что-то тот факт, что я крестил Льва Петровича.

– Ну и? – уже не скрывая раздражения спросила Люда.

– Я хотел бы видеть его завтра с утра в своей церкови.

– Не знаю, вряд ли возможно это, – сухо ответила Котова и добавила: – Я передам ваше предложение Леве.

Когда Люда вошла в спальню, Битюгин, приподнявшись с постели спросил: «Кто звонил?»

– Какой-то священник, назвался Василием.

Она не захотела сказать, что он пригласил Битюгина назавтра в церковь. Почему? Она и сама не знала. Наверное, потому, что не видела пользы для здоровья супруга от этого посещения, а беспокойство явное. Битюгин же, напротив, пришел в состояние крайнего возбуждения:

– Как же мне в голову-то не пришло раньше!

– Что не пришло в голову? – переспросила Людмила, подготовляя шприц для инъекции.

– Да сходить к отцу Василию, посоветоваться с ним насчет этого… – он выразительно показал руку с багровой-красным пятнышком на тыльной стороне ладони. – Что он говорил?

– Просил, чтобы ты приехал завтра к нему в церковь, – она подошла к мужу со шприцом в руках. – Давай-ка поворачивайся на бочок и попку заголи…

Но Битюгин не собирался исполнить указание жены; он разволновался:

– А чего же ты мне не сказала?!

– Лева, у тебя температура под тридцать девять. Идет в организме воспалительный процесс…Головой нужно думать! Куда ехать? Да и зачем?

Но Битюгин не стал слушать никакие возражения супруги, даже встал с постели и вознамерился позвонить в больницу и вызвать на утро своего шофера.

– Лежи уж, все сама сделаю, – сдалась Люда.

Ажурная, бревенчатая вязь храма показалась на сером фоне горы, едва машина с Битюгиным миновала очередное железно-ангарное строение. Открылась панорама горно-лесистого ландшафта. По правую сторону склоны гор сплошь засаженны соснами, по левую – редкими домами-халупами, с извилистыми улочками к ним. На «взлобке» горы, рассекая надвое какое-то строение, и высился строящийся храм, с едва намеченными дугами и обводами будущих куполов.

Благочинный Василий встретил Битюгина у машины и обнял: «Вчера, после обеда нехорошо стало у меня на душе. Вспомнил о тебе: не случилось ли чего. Позвонил, супружница твоя, – он кивнул в сторону Людмилы, – худшие мои предчувствия оправдала. Вон ведь, горишь весь».

Василий, поддерживал под руку, Льва Петровича, тот беспомощно улыбался, стесняясь своей слабости. Рядом шла Людмила, с несрываемым любопытством рассматривая благочинного.

Священник был не высок ростом, ладно сложен, смугл, как многие выходцы из Западной Украины. То, что с Украины, Людмила определила по особому выговору, певучести гласных. Взгляд быстр, остр и надолго запоминается. Долю секунды глянул он на Людмилу, а взгляд запал в душу.

Показалось, что нет в человеке тайны от этого взгляда.

– Случилось вот… – Битюгин попытался высвободить правую руку, за которую держала супруга. Произошла заминка. Они остановились.

– Да не держи ты меня: – резко сказал Битюгин. – Я ведь еще на ногах пока что стою.

Людмила обиженно поджала губы, но руку отпустила.

– Вот, – Битюгин показал ладонь.

Василий с полминуты рассматривал пятно, а потом перекрестил себя и Битюгина:

– Кто же тебя так «отметил»?

– Был один. Кстати просил, чтобы я его с тобой познакомил.

– Не Лялькин ли?

– Так он тебе известен? – удивился Битюгин.

– Врагов своих в лицо зрю. Пройдем в храм.

– Он поглядел на Людмилу и сказал:

– Оставьте нас одних. Пожалуйста.

Котова вспыхнула, но промолчала и, резко развернувшись, пошла к машине, села, демонстративно хлопнув дверью.

Что происходило за дверями церкви, о том ведомо только двум: Бютюгину и благочинному отцу Василию, но более двух часов пришлось сидеть Людмиле в машине, и это ожидание издергало её.

Обратно ехали молча и дома весь вечер не разговаривали, к тому же Битюгин по приезду уснул, да так крепко, что супруга не стала его будить и поужинала в одиночестве.

Битюгин проснулся в десятом часу утра, и весь день его трясло, как в лихорадке. Вечером обильно вырвало чем-то склизко-черным, и после этого Битюгин уснул. Люда собрала слизь и отправила на анализ: она полагала, что Лев Петрович отравился или, того хуже, отравлен. Она не видела никакой связи между кожным заболеванием и, резким ухудшением здоровья, которое развивалась так бурно и стремительно.

Утром, следующего дня Лев Петрович попросил молока и с аппетитом съел сдобную булочку.

– Вот, вырвало тебя, и пошел на поправку. Я тебе говорила, что нужно принять рвотное, что тебя кто-то траванул, а ты вечно никого не слушаешь. – выговаривала ему Люда, радуясь, что Битюгину стало лучше. – И незачем было тащиться к этому попу…

Она не договорила, потому что Битюгин посмотрел на неё страшными глазами, полными ненависти.