Александр Рогинский - Замкнутый круг

Когда Роза ставила ему руки и посадку, то Илья поправлял ее даже. И, удивительно, по делу.

— А я себя вижу, как сижу и играю, — сказал Илья, хотя его никто об этом и не спрашивал.

Роза много читала про вундеркиндов, но запала ей в голову одна характерная ошибка в работе с ними: интеллектуальная недогрузка.

Это влияет на формирование волевых навыков, умение сопротивляться трудностям, не закрепляется привычка к постоянному труду. Ведь так все легко дается.

А что такое интеллектуальная загрузка? Где тот красный огонек, который начнет мигать, когда план загрузки будет выполнен? И что загружать в голову Илье? Объяснять ему правила игры на фортепьяно, тут, конечно, присутствует интеллект в способе схватывания материала, но тот ли это интеллект?

Роза много разговаривала с Ильей о музыке, выводила его в обычный мир и пыталась объяснить влияние музыки вообще и его в частности на людей.

У них даже игра была такая: нарисовать музыкальный портрет человека. Он шли на улицу, садились на скамейку и выбирали для себя персонаж. А затем Илья рассказывал об этом человеке, кто он по профессии, чего достиг и как воспринимает музыку (или не воспринимает ее вовсе).

А однажды она попросила нарисовать свой портрет, а потом самого Ильи.

Беседуя с Ильей о музыке, открывала в себе некие, спрятанные мысли, которые нехотя выползали из теплой постели подсознания (или откуда там еще?) и формировались в типы высказываний.

Илья заражался этой игрой и переставал заниматься фортепьяно.

Получалось, что она его в одном случае недогружала, а в другом перегружала.

А однажды она обнаружила и вовсе замечательную вещь — она начинала говорить словами Ильи, а Илья стал подражать ее мышлению.

Вот тогда она в Илью действительно влюбилась, ждала встречи с ним, чтобы погрузиться вместе в тот запутанный музыкально-философский мир, где все меняется посекундно и звучит красота. Так прекрасно было плыть в лодке с этим мальчиком и указывать ему на движущиеся пейзажи, в которых совершенно не было людей.

Но эти пейзажи звучали, и они слышали эти звуки.

Как-то Роза попробовала «загрузить» таким интеллектом и Кошерина, ведь и он в молодости покорял музыкальный Олимп, был прекрасным пианистом. Но Кошерин лишь пробурчал: «ты никак впала в детство.

Какая огромная разница между людьми: у этого взросляка только одно на уме — карьера, положение, борьба с врагами, которых становилось все больше по мере старения. А у Ильи, у детства — небо чисто, красота насыщена, и дух расширяется от восторга.

Так какая она, настоящая жизнь?

Несомненно, жизнь Ильи.

Таким образом, она как бы жила в двойном незаконном браке. С Кошериным, как гражданская жена, а с Ильей, как духовная наставница, мать и сестра.

А что у нее еще было? Скучное прозябание в музыкальной школе, общение с выброшенными за борт большой музыки вялыми женщинами и плаксивыми мужчинами, у которых к их профессии было чисто потребительское отношение и зависело от уровня нищенской зарплаты (уборщица их же школы зарабатывала больше, потому что работала еще в конторе рядом).

Вот она и жила своим двойным незаконным браком, пока вся эта конструкция, сооруженная ею, не начала распадаться.

Во-первых, появился Виктор на горизонте. Он возник так неожиданно, что Роза даже сначала не поняла, кто он.

Конечно, она знала о сыне Кошерина, знала, что он примерно одного возраста с ней, видела его фотографии и даже несколько раз живым, но издали.

А тут приходит в ее класс еще сравнительно молодой человек с внимательными серыми глазами, немножко смотрящими в разные стороны, отчего трудно сосредоточиться на лице. Приходит и говорит, что он сын Кошерина, ее любовника и хочет с ней поговорить.

Она просто испугалась, потому что знала, что он психиатр, что от него ничего скрыть нельзя. Так оно и было. Его глаза сразу поглотили ее, и на поверхности остался только ее голос.

Она сразу сдалась на милость победителя.

А Виктор пришел с просьбой оформить ее с отцом отношения.

Это было так неожиданно, что Роза на первых порах ничего и сказать не могла, а только сглатывала слюну и судорожно вдыхала воздух.

— Вы успокойтесь, это не он послал меня.

Он никогда вам предложение не сделает, стар и битком набит комплексами.

— А зачем вам это? — спросила она осипшим голосом. — Вам-то зачем? — сказала уже уверенней.

— Затем. Мне это нужно, так спокойней можно будет разъехаться. Я жить с ним больше не могу. Но если я начну разговор о разъезде, он может озвереть. Я его знаю. Он собственник, и грамма территории не отдаст. Скорее — деньги.

— Так возьмите деньги и купите себе квартиру.

— Слушайте, — приставил к ней свои глаза, как приставляют к груди в области сердца стетоскоп, Виктор. — Не надо мне давать советы. Я ведь не пришел к вам учиться игре на фортепьяно. Как кстати, мой пациент занимается?

— Ваш пациент?

— Илья Измайлов.

— Господи, Ильюша. Да ведь он совсем маленький!

— Однако это не мешает вам его тайно любить.

Роза смешалась, покраснела. Она давно ждала, что кто-то заметит ее отношение к ученику. Но думала, скорее всего, сам Илья.

— Это не та любовь, про которую вы думаете.

— Я сам знаю, про какую любовь мне думать. Женщина создана для любви. Она даже в пустыне найдет объект для обожания.

Я же вас не виню. Каждый человек имеет свою психологическую защиту. У вас это скрытая любовь. Вы считаете, что только так можно общаться с человеком. И те, кто не отвечает вам, вами выбрасывается на помойку.

Другими словами, у вас жизнь реальна сверх меры. И потом это характерная черта вашей профессии. Среди музыкантов много психологического разврата. И само учительство не более, чем интеллектуальный половой акт.

— Что вы такое говорите, вы ведь профессор? — чуть не закричала Роза.

Слова Виктора вывели ее из странного состояния застенчивости и заставили вспомнить о себе, как таковой.

У каждого есть своя сущность, которая чаще всего глубоко спрятана, но в критических случаях ярко проявляется. Эта сущность не часто извлекалась из подсознания Розы, но несколько случаев было, когда ее заставляли отвечать крупными залпами, чтобы сбить с прицела наступательный пыл нападающего.

— Так как в отношении того, чтобы уговорить моего отца жениться на вас?

— Вы сначала меня уговорите. Или считаете это необязательным? Считаете, что я вообще… недоношенная?

— Вы мне начинаете нравиться. Ей Богу!

Виктор встал и прошелся по классу хозяйской походкой, потрогал клавишу «ля» и нажал ее. Долго слушал.