Джонатан Эйклифф - Матрица смерти

Произнося это, он не сводил с меня глаз.

— Это жестоко, — сказал я. — Катриона мертва. Тело ее гниет в могиле.

— Тем не менее. — Голос его звучал жестко. — Если бы это случилось... Что бы вы за это дали? Я прошу вас подумать.

— Вернуть ее к жизни? — Я решил ему поддаться. — Все, — заявил я. — Я все бы отдал за это.

— Вашу собственную жизнь? Вашу душу?

— Да, — сказал я. — Для того чтобы вернуть ее, я отдам все.

Он улыбнулся в первый раз.

— Вы начали обучаться, — заметил он.

Он поднял с колен руки. На листе бумаге был начертан талисман в арабском стиле da'-ira, в центре которого стояло написанное красными чернилами по-арабски имя Катрионы.

На следующий день мы уехали из Феса. О последующих событиях у меня остались самые смутные воспоминания. Сначала мы прибыли в Марракеш и сняли там маленький дом в старой части города. Там к Дункану каждый день приходили святые люди и пророки. В этой самой южной части страны солнце палило совершенно немилосердно. Долгие дни проходили в каком-то наркотическом забытье. Мне казалось, что я сплю на ходу. Я грезил о прохладном ветерке или ледяной воде. Во сне я видел шейха Ахмада. Морщинистое лицо его и горящие глаза преследовали меня на длинных пыльных улицах. Иногда он был мертв, иногда жив, иногда — не то и не другое. Несколько раз мне снилось, что Ян и Катриона ищут меня и не могут найти.

Дункан становился замкнутым, ушедшим в себя. Казалось, что всю его светскость уничтожили постоянная жара и святые люди, проводившие с ним долгие часы за чтением заклинаний, которые передали им когда-то их отцы. Иногда он приглашал меня на эти собрания, считая, что мне полезно это послушать. Случалось, мы вместе присутствовали на церемониях, которые местные братства устраивали на могилах своих шейхов.

Из Марракеша мы отправились еще южнее, в Тафилальт, а потом куда-то еще. Мы проехали несколько городов, которые показались мне более странными, чем во сне. Уличные лабиринты предусмотрительно отгораживались от солнца. Я сидел здесь часами в темноте, пока Дункан шептался в углу с мужчинами и старыми женщинами, ступни и ладони которых были окрашены хной. Иногда я засыпал, а во сне заползал в дверь темного собора в Сторновее или несся на четвереньках по улицам Феса, преследуемый по пятам чем-то скользящим и поющим.

Мы проехали необъятную пустыню, в которой крошечные скученные города напоминали опухоли из желтого кирпича. Изредка мы видели белые купола местных церквей да замечали на горизонте человеческую фигуру.

Всюду, куда бы мы ни приезжали, велись разговоры о смерти. Все носили при себе амулеты, чтобы защититься от загробного зла, и талисманы, чтобы обезопасить себя от дурных помыслов пока еще живых людей. На кладбищах нам шептали о загробных тайнах. Я вздрагивал, вспоминая старика из Феса, так как знал, что той ночью он был мертв.

Однажды, в конце сентября, Дункан сказал мне, что пора возвращаться домой.

— На этот год наша задача выполнена, — заявил он. — Знаю, вам было трудно это выдержать. Однако когда вы вернетесь домой и проанализируете свои впечатления, то поймете, насколько все это было полезно. За проведенные здесь пару месяцев вы узнали столько, сколько не узнали бы дома за несколько лет.

Из Марракеша мы должны были на самолете вылететь в Лондон. Дункан забронировал места в гостинице и перед дорогой дал два дня отдохнуть. Мы оба устали и большую часть времени провели в постели.

В последний вечер мы направлялись в гостиницу после раннего ужина. Улицы были полны людей, идущих поклониться мумии Сиди Мусы, местного святого. Празднество должно было продлиться несколько дней. Повсюду раздавалась громкая музыка. На маленькой площади рядом с гостиницей мужчины собирались резать жертвенных овец. До нас доносился запах крови. Ночь была жаркой, но в воздухе ощущалась влага, и это предвещало дожди.

Мы отправились в номера собирать вещи. У меня было с десяток книг, которые я приобрел во время путешествия. Обнаружив, что пять книг не помещаются в чемодан, я отправился с ними к Дункану.

Он стоял возле окна, наблюдая за празднеством. Я слышал испуганное блеянье овец и крики прохожих.

— У меня не помещаются все книги, — сказал я. — Может, мне приобрести еще одну сумку?

— Сейчас все магазины закрыты, — ответил он, не поворачиваясь. — Но в моем чемодане есть место. Он стоит там, в спальне. Можете им спокойно воспользоваться.

Я поблагодарил и пошел в спальню. Чемодан Дункана, открытый, стоял на кровати. Ему оставалось лишь положить наверх несколько рубашек. Я вынул из чемодана несколько предметов, чтобы освободить место для книг. Они хорошо туда вошли.

Когда я стал расправлять одежду, что-то привлекло мое внимание, сам не знаю, почему. Возможно, подсознательно я искал это. Я увидел что-то полосатое. Шарф Нового колледжа — шарф Яна, тот, что он оставил когда-то в моей квартире, тот, что исчез сразу после прихода Дункана. Я вытащил его. Ошибки быть не могло: на ярлыке было четко написано имя Яна. Я вспомнил разговор о добре и зле, который был у нас когда-то с Дунканом, и его замечание о способе, которым можно убить человека или сделать его инвалидом. "Самое большое, что требуется,— это прядь волос жертвы или предмет его одежды".

Я положил шарф на место и аккуратно расправил все, как было, затем вернулся в гостиную. Дункан все еще стоял у окна.

На улице резали овец. Они блеяли и стучали ногами по твердой земле. Это была одна из самых долгих ночей в моей жизни.

Глава 14

В Эдинбург я возвратился осенью. Листья в том году опали рано, и к середине октября стали появляться первые признаки приближения зимы. После нескончаемого лета я вдруг внезапно, без предупреждения окунулся в холодный и негостеприимный мир, полный резкого ветра, дождя и туманов, наползающих с моря. Все вокруг ходили закутанные, защищаясь от происков погоды. Моя квартира поджидала меня, и я сидел там, дрожа и страшась выйти на улицу.

Минувшее лето меня дезорганизовало и запутало. Я получил новые знания, но это только увеличило число вопросов, на которые я не мог получить ответа. Шарф Яна в чемодане Дункана вызвал у меня самые мрачные подозрения, но даже самому себе я не решайся о них говорить. Я убеждал себя в том, что этому инциденту легко найдется невинное объяснение, что Дункан взял шарф по ошибке, приняв его за свой. Шарфы, которые носят в колледже, легко перепутать. Но в то же время мне было известно, какое применение мог найти этому шарфу такой человек, как Дункан.

С моей работой в университете, разумеется, было покончено; найти работу в другом университете города, даже на неполную ставку, у меня возможности не было. Пришлось подать заявление на пособие по безработице. Я понимал, что материальное положение мое отныне резко ухудшится, но утешался тем, что волен буду проводить время, как пожелаю, и продолжу исследования в нужном мне направлении.