Елена Арсеньева - Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)

Зойка не знает, каким образом он добирается оттуда, и знать не хочет. Просто надеется, что однажды он уйдет — и не вернется.

Нет, возвращается!

Но явления Зверопалого — это еще ничего.

Бывает хуже.

Например, иногда, выйдя на лестничную площадку, Зойка видит, что из потолка сочится красноватая жидкость, похожая на кровь. И капает на грязный пол с легким звоном-перезвоном, образуя небольшую аккуратную лужицу.

Ясное дело, Зойка не бежит за тряпкой, чтобы ее подтереть. И уборщице тоже не придется трудиться. Эта кровавая лужица очень скоро исчезнет сама собой, да и пока она есть, ее никто не способен разглядеть, кроме Зойки.

Таким образом ей напоминает о себе Кость. О себе, обо всех прочих своих. О битве, которая так и не закончилась победой, и теперь не ясно, кончится ли вообще. Напоминает и о том, что сделала Зойка…

При виде лужицы она сначала плакала, а теперь только вздыхает, хмурится и спешит пройти мимо.

Зачем Кость старается? Ни к чему все его старания. Зойка и так никогда его не забудет.

И все-таки там она не могла поступить иначе!

Остров потерянных душ

Туман поглощал все, что только мог поглотить. Иногда Валерке казалось, что в мире ничего больше нет, кроме этого тумана. Что залег он не только на волжском берегу, где между лесом и широкой рекой притулился этот городишко, но и распростерся до самого Нижнего Новгорода. А то и дальше!

В Нижнем осталась Валеркина соседка по парте Зойка Семенова — и она теперь ничего не видит из-за этого же самого тумана. И в Париже, где проводит лето счастливица Юлечка Комарова по прозвищу Пугало, и даже на Дальнем Востоке, куда улетел Володька Зиновьев, тоже туман…

Валерке очень хотелось бы думать, что все одноклассники тоже в тумане, всем им тоже сыро, скучно и противно. На самом деле — он в этом ничуть не сомневался! — они, конечно, вовсю наслаждались каникулами. И только Валерка, у которого родители срочно уехали в длительные служебные командировки, попусту тратил свою молодую жизнь в городишке, где служил начальником полиции Сан Саныч Черкизов — Валеркин дядька. Он не любил, когда его называли «дядя Саша», поэтому племянника давным-давно предупредил, чтоб звал его только по имени-отчеству, а то друзьями они никогда не станут.

Тут с именами и названиями вообще было забавно.

Например, городишко так и назывался — Городишко.

— А что такого? — пожимал плечами Сан Саныч. — Слыхал, есть город Городец? Есть — Городище. А у нас — Городишко.

Валерка подумал: «Как вы лодку назовете, так она и поплывет!» Городишко — он городишко и есть. Маленький, грязненький и скучный. И на него иногда наваливается туман.

Валерке здесь совершенно нечем было заняться, а потому во время тумана он иногда сидел на старом причале, больше похожем на примитивные мостки на покосившихся сваях, и таращился в белую пелену. Занятие это было однообразным, но не скучным, потому что туман вел себя не скучно.

Он то висел неподвижно, то начинал клубиться, как будто его кто-то помешивал изнутри. То ложился слоями: плотные, на вид ну просто-таки твердые, чередовались с зыбкими, почти прозрачными. А иногда туман начинал собираться хлопьями, как прокисшее молоко, если его вскипятить.

Но что никогда не менялось — так это полная, глухая, мертвая, можно сказать, тишина, которая воцарялась на берегу и на реке, лишь только ее заволакивала непроницаемая белая пелена.

— …Ох, что-то мне тревожно сегодня! Скорей возвращайся, Уран! Будь с ним поосторожней!

Валерка чуть не свалился в воду! Женщина говорила словно бы совсем рядом с шатким причалом, на котором он посиживал.

В ответ прозвучал юношеский смешок:

— Да ладно, мама, ну не в первый же раз! Других привозил — и его обязательно привезу.

И опять стало тихо. Только чуть слышно журчала вода, разрезаемая килем чьей-то лодки.

В тумане, как известно, звуки разносятся далеко. То есть неизвестные путешественники могли находиться чуть ли не в сотне метров от берега.

Интересно, как они плывут, если не слышно ни шлепанья весел, ни рокота мотора?

По воле волн, что ли? Без руля и без ветрил?!

— Ха, — себе под нос пробурчал Валерка. — Что за фокусы?!

Давно он так не удивлялся! И было чему…

Надо сказать, что в Городишке порядка не существовало никакого, несмотря на усилия немногочисленной полиции. Народ браконьерничал, дрался, подворовывал друг у дружки; то и дело горели сараи, в которых коптили рыбу на продажу… Даже Сан Саныч не раз жаловался племяннику: «У нас здесь один сплошной и беспрерывный беспорядок!» Единственное, что тут было в порядке, — это аккуратно постриженные деревья на улицах. И еще существовало правило, которое в Городишке всеми соблюдалось неукоснительно: никто — НИКТО, даже браконьер, даже спьяну — не выходил на реку в туман. Городишко словно вымирал. Если на закате небо заволакивала белесая дымка, а от небольшого острова посреди Волги начинала идти по воде мелкая рябь, то на другой день все сидели по домам.

Здесь издавна говорили: «Уйдешь в туман — не воротишься».

Проверять эту старинную мудрость на собственном опыте ни у кого не было охоты. А когда свежий человек — например, Валерка — начинал спрашивать, чем же так особенно страшен туман на реке, на него смотрели как на идиота.

Суда или лодки столкнутся, в коряжину плавучую врежутся, а то на берег выскочат. Поэтому слово «туман» означало не только «ничего не видно», но и «полная тишина на реке».

И вдруг — голоса! Кто-то плывет в лодке!

Но они же не видят ни черта, эти путешественники! Не заблудились бы!

А вдруг они врежутся в берег? Или течение пронесет их лодку мимо пристани, а там, чуть ниже Городишка, такая стремнина…

Однако беспокоиться оказалось не о чем. Валерка почувствовал, как причал легонько дрогнул, когда лодка уткнулась в сваю.

Валерка ждал, что будет дальше.

Приплывшие могли пройти метра три по колено в воде и выбраться на берег. Или взобраться на причал по косым сходням с поломанными перилами. Однако риск свалиться со сходен и промокнуть до нитки был очень велик, оттого нормальные люди предпочитали босиком или в сапогах прошлепать до берега.

Причал больше не дрожал — значит, на него никто не лез. Но и шлепанья по воде слышно не было — то есть к берегу никто не шел.

Что, эти двое, или сколько их там, по-прежнему в лодке сидят, что ли?

Валерка прислушался. Сквозь белую сыроватую тишину до него донеслось поскрипывание гальки под чьими-то уверенными шагами. Сначала резкое, оно становилось тише, тише и наконец смолкло. Выходило, что кто-то — один человек, судя по звуку, — уже прошел от реки по берегу и выбрался на дорогу.