Дом пламенных клятв - Оливия Вильденштейн

– Идем. Мериам ждет. – Юстус касается моего запястья, отвлекая внимание от необычного целителя.

– Не пойду, пока с Энтони не снимут цепь, – бурчу я.

Глаза Юстуса становятся жесткими, как и поза. Условно добрый генерал исчезает, и на его месте появляется тот, который вселяет страх во весь Люче.

– Ластра, отойди! – Он бросается к дереву.

Неужели Юстус намерен освободить…

– Я сам буду держать веревку.

Я пытаюсь прочитать его намерения по лицу, но между нами встает Данте.

– Лучше будь паинькой, Юстус Росси славится не добротой.

Данте протягивает мне руку.

Мысли прикоснуться к нему вызывают примерно те же ощущения, что прикосновения ко внутренностям животных в «Дне кувшина».

– Возьми меня за руку, – говорит он низким отрывистым тоном.

Я не беру.

– Росси, погреми цепями заключенного!

– Нет! – Я хлопаю Данте по руке одновременно с тем, как Юстус дергает за цепь Энтони.

Мой друг издает лишь слабый стон, однако его лицо искажается от боли, когда железные звенья скатываются с испачканной рубашки и впиваются в кожу.

– Прошу, перестаньте, дженерале! Умоляю… – Мое карканье разносится по обсидиановой комнате.

– Тогда отныне делай, как велено, или я продолжу играть со своей новой марионеткой.

Резкие перемены в поведении древнего фейри бьют наотмашь, словно пощечина. То он друг, а через мгновение уже враг. Я молюсь, чтобы его жестокость оказалась притворством. Молюсь, чтобы он не стал жертвовать Энтони ради укрепления своей позиции.

Данте наклоняется к моему уху и шепчет:

– Этот твой дедушка совсем бессердечен, не находишь? Не хотел бы я перейти ему дорожку. – Он сжимает мою руку своей забинтованной ладонью.

Хотя на моей шее нет петли, а конечности не скованы лозами, я такая же муха в паутине этих пауков, как и Энтони.

Данте тащит меня к Мериам. Я оглядываюсь и бросаю на Юстуса взгляд, как бы молящий: не мучай его. Если фейри и понимает мой немой посыл, то никак этого не показывает: лишь смотрит на Энтони, который тяжело дышит, отчего у меня веки наполняются жаром и влагой. Боги, как бы мне хотелось освободить его!

Я впиваюсь взглядом в его светло-каштановую гриву в поисках целебного кристалла, подаренного Лазарусом, который защищает от отравления железом, однако среди немытых локонов ничего не блестит. А значит, если металлический ошейник нарушит кожаный покров… Если железо соприкоснется с кровью…

Я отгоняю мрачные мысли. Я буду вести себя как чертова паинька, и другу не причинят вреда.

– Тебе идет золотой. – Низкий голос Данте касается ушей, но не сердца.

Я ношу одно и то же жуткое платье уже несколько дней, не снимая. Корсет и жесткая юбка мне уже поперек горла встали.

– Приступим, Маэцца? – Голос Мериам прыгает по драгоценностям в хранилище, подобно мячику.

Данте толкает меня в кресло, затем подносит мою руку к стеклянной чаше. Достает кинжал из-за пояса и делает надрез на моем запястье.

– Позже. – Он щелкает пальцами.

Один из солдат у стены приближается к нам, в руках у него повязка из черного бархата. Я предполагаю, что ею он намерен закрыть рану, но я ошибаюсь. Данте намерен завязать мне глаза.

Я взираю на Мериам. У нее белое как мел лицо, отчего глаза выделяются еще сильнее. Я молча умоляю ее вмешаться… напомнить Данте, что в моей крови нет силы, поэтому в повязке на глазах нет надобности.

– Я с радостью заколдую ее веки. – Ее голос почти заглушается биением моего сердца.

– Не стоит расточать магию, когда есть идеально подходящая ткань.

Солдат закрывает мне глаза мягкой тканью и завязывает до тех пор, пока тьма не становится настолько полной, что проступает испарина.

– Уверяю тебя… – продолжает Мериам.

– Пока не пробудим у Фэллон магию, нельзя тратить впустую твои силы, стрега.

Дыхание Данте скользит по моему липкому лбу, как те зловонные порывы ветра, которые поднимаются с ракоччинских каналов в летний зной.

– Возможно, мой муж…

– Он занят: играет с жизнью моряка. А теперь перестань тратить мое время и приступай, Мериам.

Я пытаюсь вырвать руку из хватки Данте, однако она не ослабевает. Мое запястье теплое от хлещущей крови. Желудок сжимается и переворачивается, сжимается и…

Я извергаю наружу свой завтрак, а также вчерашний ужин. Хотя мне не видно Данте, я стараюсь целиться в пальцы, обхватывающие мою руку.

– Гребаная тварь! – рычит он. – Принесите таз с мыльной водой, живо! – В его голосе звучит крайнее отвращение.

Вот и славно.

– Отныне не кормите Фэллон перед кровопусканием.

– Разве ты не намерен пускать мне кровь каждый день? – хриплю я, поскольку горло саднит от желчи.

– Намерен. Так что либо учись подавлять брезгливость, либо тебя опять будут кормить внутривенно.

– Опять?

– Как, по-твоему, мы поддерживали в тебе жизнь во время путешествия?

Он опускает мою руку в таз с пеной и вытирает насухо. Должно быть, затем он подносит мое запястье к другой емкости, поскольку нажимает на рану большим пальцем, чтобы усилить кровотечение.

Глаза щиплет от мучительного жжения, желудок вновь сводит, однако меня больше не тошнит. Вероятно, потому что ничего не осталось.

– Можно мне немного воды, чтобы прополоскать рот?

– Когда закончим. Не хочу разбавлять чернила.

Однажды я заставлю тебя страдать и истекать кровью, гребаный Данте Реджио!

– Начни с самых полезных печатей, стрега.

– Хорошо. – Мир скрыт от меня клочком черной ткани, тем не менее ощущения такие, будто Мериам находится на другом конце королевства. – Самый важный – ключ. Он позволит вам проходить сквозь стены. Нарисуйте квадрат…

– Не описывай словами! Начерти мелом на доске. Мой солдат сейчас поднесет.

От скрипа мела тонкие волоски на руках встают дыбом. Ах, вот если бы она обрушила эту доску на голову Данте! Я приоткрываю веки, пытаясь заглянуть сквозь бархат, но он совершенно непроницаем.

Мел тихо поскрипывает, моя кровь мерно капает. У меня тяжелеют веки и начинают опускаться. Когда глаза вновь открываются, я опять в клетке, а запястье ноет.

Лор, – хнычу я по нашей безмолвной связи. – Отыщи же меня.

Как же жаль, что он не поверил словам Эпонины! Я начинаю на него злиться, хотя он ни в чем не виноват. Гнев утихает, когда в подвал проскальзывает Катон в сопровождении двух охранников.

Я предполагаю, что он пришел отвести меня на очередной урок Данте, но тут замечаю бледно-розовый шелк, висящий на сгибе его руки. Ткань настолько прозрачная, что сквозь нее виднеется накрахмаленная белая форма.

– Данте позвал тебя на ужин, Фэллон.

Серые глаза Катона скользят по принесенной им ткани.

– Я пропущу.

Стражник вместе со спрайтами, сидящими в разных местах винных стеллажей, раскрывают рты: нельзя игнорировать прямой