Клайв Баркер - Книга крови 2

– Я не так уж стар.

– Восемнадцать лет в браке. Это вас преждевременно состарило.

– Не меня.

– Докажите.

– Как?

– Возьмите меня.

– Что?

– Возьмите меня.

– Здесь?

– Задерните шторы, заприте двери, выключите терминал компьютера и возьмите меня. Я вызываю вас на это.

Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то бросал ему вызов?

– Вызываете?

Он был возбужден – уже лет с десять он не чувствовал такого возбуждения. Он задернул шторы, запер двери и выключил дисплей с данными о своих доходах.

Боже мой, —подумала она, – я поимела его.

~~

Это не была легкая страсть – не то что с Васси. Во-первых, Петтифир был неуклюжим, грубым любовником. Во-вторых, он слишком нервничал из-за своей жены, чтобы полностью отдаться интрижке. Ему казалось, он везде видит Виржинию – в холлах отелей, где они снимали комнату на сутки, в машинах, проезжающих мимо места их встречи, даже однажды (он божился, что сходство было полным) он признал ее в официантке, моющей полы в ресторане. Все это были вымышленные страхи, но они несколько замедляли ход их романа.

И все же она многому научилась у него. Он был таким же блестящим дельцом, как никуда не годным любовником. Она узнала, как применять власть, не показывая этого, как уверять всех в своем благочестии, не будучи благочестивым, как принимать простые решения, не усложняя их, как быть безжалостным. Не то чтобы она нуждалась в значительном образовании именно в этой области, возможно, честнее будет сказать, что он научил ее никогда не сожалеть об отсутствии инстинктивного взаимопонимания, но оценивать один лишь интеллект, как заслуживающий внимания.

Ни разу она не выдала себя ему, хоть и использовала свое умение самыми тайными путями, чтобы доставить наслаждение его стальным нервам.

На четвертой неделе своего романа они лежали рядом в сиреневой комнате, а снизу доносился гул дневного автомобильного потока. Это был неудачный день для секса – он нервничал и ни одним из трюков она не могла расслабить его. Все окончилось быстро, почти бесстрастно.

Он собирался ей что-то сказать. Она знала это: чувствовалось напряжение, притаившееся в глубине его горла. Повернувшись к нему, она мысленно массировала ему виски, побуждая его к речи.

Он испортил себе день.

Он чуть не испортил себе карьеру.

Он чуть не испортил, храни его Боже, всю свою жизнь.

– Я должен прекратить видеться с тобой, – сказал он.

Ему все равно, —подумала она.

– Я не уверен в том, что я знаю о тебе, или, по крайней мере, думаю, что знаю о тебе, но все это заставляет меня... заинтересоваться тобой, Джи. Ты понимаешь?

– Нет.

– Боюсь, я подозреваю тебя в... преступлениях.

– Преступлениях?

– У тебя есть прошлое.

– Кто это копает? – спросила она. – Уж конечно не Виржиния?

– Нет, не Виржиния, она выше этого.

– Так кто же?

– Не твое дело.

– Кто?

Она слегка надавила на его виски. Это было больно, и он вздрогнул.

– Что случилось? – спросила она.

– Голова болит.

– Напряжение, это всего лишь напряжение. Я могу его снять, Титус. – Она дотронулась пальцами до его лба, ослабляя хватку. Он облегченно вздохнул.

– Так лучше?

– Да.

– Так кто же копает, Титус?

– У меня есть личный секретарь, Линдон. Ты слышала, как я говорил о нем. Он знает о наших отношениях с самого начала. Вообще-то это он заказывает нам гостиницу и организует прикрытие для Виржинии.

В его речи было что-то мальчишеское, и это было довольно трогательно. Хоть он и намеревался оставить ее, это не выглядело трагедией.

– Линдон просто чудотворец. Он провернул кучу дел, чтобы нам с тобой было легче. Тогда он о тебе ничего не знал. Это случилось, когда он увидел одну из тех фотографий, что я взял у тебя. Я дал их ему, чтобы он разорвал их на мелкие кусочки.

– Почему?

– Я не должен был брать их, это было ошибкой. Виржиния могла бы... – он помолчал, потом продолжил: – Так или иначе, он узнал тебя, хоть и не мог вспомнить, где видел тебя до этого.

– Но в конце концов вспомнил.

– Он работал в одной из моих газет, в колонке светской хроники. Именно оттуда он пришел, когда стал моим личным помощником. И он вспомнил твою предыдущую реинкарнацию – ты была Жаклин Эсс, жена Бенджамина Эсса, ныне покойного.

– Покойного.

– И он принес мне еще кое-какие фотографии, не такие красивые, как твои.

– Фотографии чего?

– Твоего дома. Тела твоего мужа. Они называют это телом, хотя. Бог свидетель, там осталось мало человеческого.

– Его и для начала там было немного, – просто сказала она, думая о холодных глазах Бена, его холодных руках. – На одно лишь он и был годен – заткнуться и кануть в безвестности.

– Что случилось?

– С Беном? Он был убит.

– Как?

Дрогнул ли хоть чуть-чуть его голос?

– Очень просто.

Она поднялась с кровати и стояла около окна. Мощный солнечный летний свет прорвался сквозь жалюзи и, прорезав тень, очертил контуры ее лица.

– Это ты сделала.

– Да. – Он учил ее говорить просто. – Да. Это я сделала.

Еще он учил ее, как экономно расходовать угрозы.

– Оставь меня, и я вновь сделаю то же самое.

Он покачал головой.

– Ты не осмелишься.

Теперь он стоял перед ней.

– Мы должны понимать друг друга, Джи. Я обладаю властью, и я чист. Понимаешь? В общественном мнении меня ни разу не коснулась даже тень скандала. Я могу позволить себе завести любовницу, даже дюжину любовниц – и никто не сочтет это вызывающим. Но убийцу? Нет, это разрушит мне жизнь.

– Он что, шантажирует тебя? Этот Линдон?

Он уставился в яркий день сквозь жалюзи, на его лице застыло болезненное выражение. Она увидела, как на его щеке, под левым глазом, подергивается нерв.

– Да, если хочешь знать, – сказал он невыразительно. – Этот ублюдок хорошо прихватил меня.

– Понимаю.

– А если он смог догадаться, другие тоже могут. Понимаешь?

– Я сильна и ты силен. Мы можем расшвырять их одним мизинцем.

– Нет!

– Да. У меня есть свои способности, Титус.

– Я не хочу знать.

– Ты узнаешь! – сказала она.

Она поглядела на него и взяла за руки, не прикасаясь к ним. Пораженным взглядом он наблюдал, как его руки помимо воли поднялись, чтобы коснуться ее лица, самым нежным из жестов погладить ее волосы. Она заставила его пробежать дрожащими пальцами по своей груди, заставив вложить в это движение гораздо больше нежности, чем он смог бы это сделать по доброй воле.

– Ты всегда слишком сдержан, Титус, – сказала она, заставляя его лапать себя чуть не до синяков. – Вот как мне это нравится, – теперь его руки опустились ниже, лицо изменило выражение. Она чувствовала, как ее несет прилив, она вся была – жизнь...