Лорел Гамильтон - Дуновение холода

— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — сказал он:

— Вы не сможете их задать на пути в больницу? Мне надо узнать, что с моими людьми.

Он подумал.

— У вас есть машина или вас подвезти?

Я взглянула на часы на стене. Сюда нас привез в лимузине водитель Мэви Рид. Он собирался еще поездить по ее поручениям и вернуться за нами около трех. Как ни странно, трех еще не было.

— Если подвезете, было бы отлично. Спасибо, — сказала я.

Глава восьмая

Дойла и Эйба поместили в отдельную палату, но когда мы в сопровождении полиции туда вошли, трудно было понять, кто там по необходимости, а кто так, посмотреть просто. Нас встретила толпа моих стражей, врачей и сестер — куда больше врачей и сестер, чем было нужно, и преимущественно женщин. И зачем сюда зашел тот коп, что нас привез? Наверное, полицейские подозревали, что нападение на моих стражей — еще одно покушение на мою жизнь, и решили, что береженого бог бережет. Глядя, сколько стражей согнал сюда Рис, я решила, что ему в голову пришла та же мысль.

Эйб лежал на животе и пытался болтать со всеми миловидными сестричками одновременно. Пусть раненый, он был верен себе, своей сути. Он был когда-то богом Аккасбелем, материальным воплощением хмельного кубка. Тот кубок мог сделать женщину королевой, он вдохновлял поэтов, храбрецов и безумцев — так гласят легенды. Аккасбель открыл первый в Ирландии паб и был первым завсегдатаем вечеринок. Если б он не морщился так часто, я бы сказала, что ему здесь очень даже неплохо. Но он, наверное, просто храбрился. А может, и правда наслаждался вниманием — я еще не настолько хорошо знала Эйба, чтобы понять.

Мне пришлось пробираться между моими собственными красавцами-стражами. В другое время я бы каждого оцепила, но сейчас они только загораживали от меня того единственного, которого мне нужно было видеть.

Кто-то из них пытался что-то у меня спрашивать, но я не отвечала, и они поняли: расступились в стороны как занавес, и я увидела вторую кровать.

Дойл лежал страшно неподвижный. Из капельницы ему в руку лилась прозрачная жидкость. На небольшом пластиковом пакете с лекарством было колесико-регулятор — видимо, в состав прозрачной жидкости входило болеутоляющее. Ожоги — это больно.

У постели стояла Хафвин — высокая, золотоволосая и прекрасная. На ней было платье, модное веке в четырнадцатом или раньше: простое и узкое, облегающее фигуру во всех нужных местах, но подрезанное выше щиколоток, чтобы не стеснять движений. Когда я ее впервые увидела, она носила доспехи. Она служила в гвардии моего кузена Кела: он заставлял ее убивать, а применять впечатляющие целительские способности запретил — потому что она отказалась с ним спать. Настоящий целительский дар был сейчас редкостью среди сидхе, и даже королева поразилась такой бессмысленной трате таланта Хафвин. Целительница ушла от Кела и разделила ссылку со мной. Думаю, Андаис поразило еще и число женщин-стражниц, которые предпочли изгнание службе у Кела. Меня не поразило. После нескольих месяцев пыток Кел вышел из темницы еще более свихнувшимся садистом, чем был. А отправили его в темницу, среди прочего, за попытки меня убить. Я вернулась в изгнание именно потому, что он вышел на свободу. Королева признала — с глазу на глаз — что не ручается за мою жизнь, когда ее сын на свободе.

От Хафвин и ее подруг я услышала, что сделал Кел с первой из стражниц, которую взял себе в постель. Отчет о действиях маньяка-убийцы. Разве что жертва его была сидхе, а потому не умерла. Она выжила и выздоровела — только чтобы снова стать его жертвой. И снова. И опять.

Так что ко мне попросились двенадцать его стражниц. Это за месяц. Было бы и больше, потому что Кел безумен, и стражницам дали выбор. Андаис не представляла, сколько из них предпочтут изгнание милостям Кела, но королева всегда переоценивала его обаяние и недооценивала его мерзкий характер. Не поймите меня неправильно: Кел потрясающе красив, как большинство Неблагих сидхе, но тот хорош, кто хорошо поступает, а Кел поступал ужасно.

Я подошла прямо к кровати Дойла, но он меня не видел. Если б я еще обладала первичной магией страны фейри, я бы вылечила его в одно мгновение. Но магия пролилась в осеннюю ночь, творя чудеса и волшебство, и осталась творить их в волшебной стране. А мы из волшебной страны уехали. Мы сейчас в Лос-Анджелесе, в здании из металла и бетона. Здесь вообще далеко не всякая магия может осуществиться.

— Хафвин, — спросила я, — почему ты не стала его лечить?

Врач, который при его росте смотрел на Хафвин снизу вверх, но на меня сверху вниз, заявил:

— Я не позволю применять магию к моему пациенту.

Я уставилась на него со всей выразительностью моих трехцветных глаз. Наш взгляд нередко смущает людей, особенно если раньше они таких глаз не видели. Иногда это здорово помогает настоять на своем.

— Почему же… — я прочла его имя на бейдже, — …доктор Санг?

— Потому что мне непонятен принцип действия магии, а если я не понимаю принципа действия лекарства, я не могу дать разрешение на его использование.

— Значит, если вы поймете, то препятствовать лечению не будете?

— Я не препятствую лечению, это вы ему препятствуете, принцесса. Здесь больница, а не тронный зал. Ваши люди одним своим присутствием мешают лечебному процессу.

Я ему улыбнулась, чувствуя, что до глаз улыбка не дошла.

— Мои люди никак вам не мешают. Это ваши люди неправильно себя ведут. Я думала, что во все больницы в округе разослали памятку о том, как обращаться с сидхе в случае, если к вам поступит такой пациент. Разве вас не проинструктировали, что носить или иметь при себе, чтобы иметь возможность выполнять свою работу?

— Применение вашими людьми гламора к медсестрам и женщинам-врачам просто оскорбительно! — заявил доктор Санг.

Устроившийся на стуле — одном из двух, которые здесь стояли, — Гален сказал:

— Я ему сто раз повторил, что мы ничего не делаем. Не применяем мы никакого гламора. Но он мне не верит.

У Галена был усталый вид, у глаз и рта кожа как будто натянулась. Раньше я такого не замечала. Сидхе не стареют по-настоящему, но приметы усталости с возрастом проявляются — даже алмаз можно поцарапать, если правильно выбрать инструмент.

— У меня нет времени на объяснения, но я не позволю вам мешать моим целителям лечить моих людей.

— Она признала, — кивнул он на Хафвин, — что за пределами вашей страны ее способности уменьшаются. Она не уверена, что сможет его вылечить. А чем чаще снимать повязки — особенно в такой толпе посторонних, — тем больше шанс подхватить вторичную инфекцию.