Джон Коннолли - Плохие люди

Экз — сокращение от Экзорсист: очень уж нравится ему кино об изгоняющем дьявола. Ему двадцать один год, и он настолько уверен в себе, что сидит один этим осенним днем и как ни в чем не бывало читает газету.

— Чего тебе?

Он улыбается Декстеру, словно лучший друг, словно это не он на прошлой неделе сделал двенадцатилетнего мальчишку инвалидом за то, что тот услышал чего не следовало. Подросток кричал и плакал, когда Экз наступил ему на грудь и приставил пистолет к его лодыжке, после чего с той же улыбкой нажал на спусковой крючок.

На улице того парня называли Бритва, потому что когда-то его отца называли Жилетт. Это была хорошая кличка. Декстеру она нравилась, как и сам парень. Они держались друг друга. А теперь Декстеру некого было держаться, и он впервые почувствовал, что должен за него отомстить.

Экз все еще улыбается, но мороз по коже дерет от такой улыбки.

— Я сказал привет, малыш. Неужели тебе нечего сказать мне в ответ?

И тогда тринадцатилетний Декстер вынимает из карманов куртки одетые в перчатки руки, и в правой поблескивает что-то черное. Он не привык к тяжести пистолета, и ему потребовались обе руки, чтобы поднять его.

Экз непонимающе смотрит на укороченный ствол «брико», направленный ему в грудь. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но грохот выстрела заглушает его голос...

Экза отбросило назад, его голова ударилась о проволочный забор, когда он грудой падал на землю, тогда как ноги все еще покоились на скамейке. Декстер спокойно смотрел на него сверху вниз.

— Эй, — прошептал он. У него был обиженный вид, будто подросток только что обозвал его. — Эй, малыш...

Декстер выбросил пистолет за забор и пошел прочь.

— Декстер? Ты в порядке? — Брон толкнул напарника локтем в бок.

— Да, да. Все нормально.

— Нам пора ехать.

— Да, конечно, нам пора ехать.

Он последний раз посмотрел на мальчишку на в конце улицы — Эй, малыш, — потом завел машину, и они с Броном поехали прочь.

Так случилось, что в каких-то двадцати милях к северу двое мужчин, тоже черный и белый, пили кофе, только им удалось найти «Старбакс», и они потягивали «Гранд Американос» из фирменных чашек. Одним из них был Шеферд, седоволосый мужчина без вредных привычек. Его компаньона звали Тэлл. У него была такая же прическа, как в свое время у баскетболиста Эллена Ирвинсона, этакие кукурузные бороздки на голове. Наверно, он носил их по той же причине, что и его кумир: они заставляли белых чувствовать себя как-то неуютно. Тэлл читал газету. Он был очень щепетильным в том, что касалось чтения газет, и считал день прожитым зря, если ему в руки не попалась какая-нибудь газета. К сожалению, это, как правило, был таблоид, причем в лучшем случае вчерашний, и, по мнению Шеферда, если бы Тэлл с тем же рвением зачитывался текстом на обороте коробки из-под кукурузных хлопьев, он получил бы несравнимо больше полезной информации. Таблоиды не давали никаких аналитических оценок, а Шеферду нравилось думать о себе как об аналитике.

За два столика от них в пустынном кафе сидел араб и громко разговаривал по мобильному телефону, тыча пальцем в стол, словно стараясь подчеркнуть самые главные аспекты своей позиции. По правде сказать, он говорил так громко, что Шеферд начал сомневаться, работает ли телефон. На такой громкости мужик мог бы докричаться до Среднего Востока и без телефона. Этот глухарь токовал вот уже почти десять минут, и Шеферд заметил, что Тэлл выходит из себя. Тот уже в третий раз начинал читать статью о сексе и шоу-бизнесе, что в общем превосходило его норму прочтения подобных материалов. По правде говоря, Шеферда и самого слегка раздражал орущий араб. Человек без вредных привычек не любил сотовые телефоны: люди и так достаточно невоспитанны, а это еще один способ продемонстрировать отсутствие хороших манер.

Наконец Тэлл не выдержал:

— Эй, мужик, — обратился он к арабу. — Можно потише?

Но тот проигнорировал его. Шеферд подумал, что араб либо слишком уверен в себе, либо полный придурок, потому что Тэлл не тот человек, которого можно проигнорировать безнаказанно. Скорее он был похож на человека, который в случае чего сломает вам хребет.

На лице Тэлла отразилось недоумение, и он подался чуть ближе к арабу:

— Я же сказал, не могли бы вы говорить чуть тише? Я читаю газету...

Шеферд подумал, что Тэлл изъясняется слишком вежливо. Это заставило его нервничать.

— Да пошел ты, — отмахнулся араб.

Тэлл моргнул и сложил газету. Шеферд протянул руку, преграждая приятелю дорогу?

— Не надо.

Один из служащих стоял за стойкой и внимательно наблюдал за происходящим.

— Нет, ты слышал, что сказал этот сукин сын?!

— Да, слышал. Забудь об этом.

Араб продолжал разговор, одним глотком прикончив чашку кофе. Тэлл встал, и Шеферд последовал его примеру, заслоняя от него араба. Тэлл несколько секунд стоял в замешательстве, а потом направился к выходу.

— Шоу закончилось, — бросил он парню за стойкой.

— Похоже на то, — в голосе бармена слышалось разочарование.

Тэлл уже ждал в фургоне на другой стороне улицы, отбивая пальцами ритм по рулевому колесу. Шеферд залез в машину рядом с ним.

— Ну что, поехали? Нам нужно придерживаться графика.

— Нет, мы пока никуда не едем.

— Как скажешь.

Они ждали. Через десять минут из двери забегаловки появился араб. Он все еще говорил по телефону. Затем забрался в черный внедорожник, развернулся и поехал на север.

— Ненавижу внедорожники, — сказал Тэлл. — У них слишком тяжелая для ходовой части пикапа кабина, они ни хрена не держат дорогу, они небезопасны и портят воздух.

Шеферд только вздохнул.

Тэлл завел фургон и последовал за внедорожником. Они держались за арабом, пока тот не свернул в сторону и не подъехал к какому-то модному ресторану в стиле Среднего Востока. Тэлл припарковался, открыл дверь и последовал за арабом. Шеферд шел за ним.

— Эй ты, Саддам Хуссейн.

Араб обернулся, чтобы увидеть, как на него несется Тэлл. Он попытался нажать на кнопку включения сигнализации своей машины, но Тэлл вырвал ключи из его рук прежде, чем тот сумел это сделать. Он бросил их на землю, потом выхватил из левой руки араба сотовый телефон и швырнул его вслед за ключами. Наконец он оттащил араба за угол, так, чтобы их не было видно пешеходам на тротуаре.

— Помнишь меня? — спросил Тэлл, прижав араба к стене. — Я мистер Да-Пошел-Ты. Какого черта ты со мной так разговаривал? Я обратился к тебе вежливо, мать твою. Я по-доброму тебя попросил, и каков был ответ? Ты проявил ко мне неуважение, ты, сукин сын на внедорожнике.

Он ударил араба ладонью по лицу. В глазах восточного гостя плескался страх. Он был толстым, с пальцами-сардельками, унизанными золотыми кольцами. Не чета Тэллу.