Дженнифер Рардин - Двум смертям не бывать

— Вайль, я…

— Да, — сказал он голосом, хриплым от желания. Желал он меня? Или моей крови? Не знаю, была ли в этот момент разница. Я хотела глубже погрузиться в это новое вдохновение, но лобные доли моего мозга решили в этот момент отключиться полностью, и даже укол зубов, пробивших мне кожу, не пробудил их.

Воздух дрожал, насыщенный мощью, магией, голова от нее гудела. Пятна света плясали по стенам, проникая сквозь мои полуприкрытые веки. Сразу после этого наступила темнота, но я даже не знала, что она охватила меня, пока не ощутила, что лежу на диване, закинув ногу через подлокотник. Вайль сидел напротив и смотрел на меня так, будто я вдруг стала двухголовой.

Сесть я смогла не без усилий. Ощущение стянутости на шее заставило меня поднять руку. Нащупав марлевый тампон, я опустила руку обратно на колени.

— Что случилось? — спросила я, стараясь не заплакать. Не знаю, что меня больше расстроило: что я потеряла сознание или что пропустила переживание, обещавшее быть незабываемым. — Я что-то сделала не так? Сказала что-то, чего говорить не надо было?

Что вообще, черт возьми, сейчас было?

Вайль покачал головой:

— Ты все сделала идеально. Лучше лучшего. Я никогда… никогда у меня такого еще не было.

— У меня тоже. — Мы улыбнулись друг другу. Тугой узел страха, завязывавшийся у меня в груди при каждой потере сознания, сразу ослабел. Вайль не знает, моя тайна не раскрыта. Теперь, имея возможность отвлечься, я поняла, что некоторые последствия от пережитого остались. — Хотя я малость все же окосела.

Он сел ровнее, прищурившись в тревоге обо мне.

— Что это значит?

— Ну, вроде как пьяная. Только не пьяная.

Я подумала, что сейчас Вайль сядет рядом со мной и немножко похлопочет, но он сидел как истукан — как уличный артист, изображающий истукана, только серой телесной краски достать не смог. Наконец он прошептал:

— Я знаю.

— Что знаешь?

— Ты как целый спектр, который вот только что стал мне видимым. Я… я слышу, как бьется твое сердце. Ощущаю твои голодные спазмы. Знаю, что ты испугана. И еще ты переживаешь восторг, усталость, тревогу и… — голос его резко сел, — …возбуждение.

— О нет! — выдохнула я. — Нет, нет, нет… — Прикусив губу, я этой струйкой крови заставила себя прекратить повторение. Вайль сдержал слово — крови он мне оставил достаточно. Она закапала на подбородок, и я попыталась встать, но поторопилась и потеряла равновесие. Вайль подхватил меня, не дав хлопнуться на пол. Как только я смогла стоять, я тут же буркнула ему:

— Убери!

Он убрал руки.

— Нет, ты свои ощущения — или что там у тебя — убери. Ты должен был дать мне сверхспособности. Научить меня летать. А не таскаться по моим мыслям, как лесоруб по джунглям!

— Жасмин, это же совсем не то! Не надо паниковать.

— Я вовсе не паникую! — На самом деле я паниковала, и это было никак не скрыть. — Я не хочу, чтобы ты лазил мне в голову, — сказала я, стараясь говорить как можно рассудительней, хотя на самом деле мне хотелось уткнуться лицом в подушку и заорать. — Это слишком интимно, слишком страшно. Я не готова!..

Поймав себя на том, что ору, я зажала рот рукой.

— Я тебя предупреждал. Я говорил…

Я подняла руку, чтобы он замолчал, пытаясь при этом подавить океанических масштабов страх.

— Я не могу, чтобы ты вот так меня изучал. Есть вещи, которых ты не знаешь. Которых я не могу объяснить. — Я замолчала, сделала глубокий вдох, чтобы заставить себя замолчать, пока он и вправду не узнал моей тайны.

У него губы чуть дернулись.

— Ты и в самом деле такая плохая?

— Ну… нет. Просто не такая хорошая.

— Может быть, именно поэтому ты мне так интересна.

— Ха!

Это был самый остроумный ответ, на который я оказалась способна.

Вайль кивнул в сторону дивана, побуждая меня сбросить обороты.

— Жасмин, перемена началась. Нельзя допустить, чтобы она тебя разрушила.

Я опустилась на диван, он сел рядом.

— Да, нельзя, — сказала я.

Нельзя, нельзя, нельзя, нельзя…

— Так что прошу тебя, успокойся. Я обещаю тебе, что не буду тебя зондировать. Не буду вторгаться. Твои мысли, твои воспоминания — по-прежнему твои.

— О'кей.

Сделав глубокий вдох, я откинулась на спинку. Он чуть повернулся ко мне, и глаза его излучали эмоции, которые мне никак было не определить. Тем более в таком состоянии, как сейчас.

— Я уже давно подумывал сделать одну вещь, — сказал он, — но наше соединение убедило меня окончательно. Ты должна взять вот это.

Он вытащил из-под рубашки золотую цепь, расстегнул ее, снял висевшее на ней кольцо, протянул мне, и я уставилась на его ладонь. Это кольцо было лентой, сплетенной из затейливо завязанных золотых узлов, и в центре каждого поблескивал безупречный маленький рубин. Мастерская работа придавала кольцу вид магического артефакта — что-то вроде залога любви, оставленного на дне Озера Снов какой-нибудь нимфой с разбитым сердцем.

— Ух ты!

Я тронула кольцо так осторожно, будто оно было стеклянным.

— Тебе нравится? — Вайль надел его мне на палец. Хотя палец был на правой руке, ощущение было тревожное — будто мы только что заключили какой-то не-совсем-брак.

— Оно великолепно, — сказала я, отставив руку, чтобы рассмотреть получше. Потом опустила ее на колени, вспомнив. — Но я не могу его взять.

— Что такое?

— Это слишком много, Вайль. Слишком дорогое, слишком красивое. Слишком личное. И вообще Пит меня убьет. Помнишь, как он говорил, что нельзя принимать подарки?

— От клиентов, а не друг от друга. Жасмин! — Досада, скрытая в нахмуренных бровях, чуть-чуть проникла и в интонации. — Ну почему тебе обязательно нужно, чтобы все было так трудно?

Первым побуждением было возразить, но для того не было оснований. Вайль сделал восхитительный жест — неужто я должна плюнуть ему в руку?

— Тут просто… ну, я не понимаю, почему ты мне решил его подарить, когда — ну, ты прав, со мной сплошной геморрой.

— Потому что это больше чем подарок. На тебе кольцо, которое сделал отец моего отца в день, когда я родился. Оно называется Кирилай — это слово означает «страж». Моя мать, умирая от родов, когда я появился на свет, провидела мою смерть. Она знала, что смерть будет насильственная, и знала, что моя душа подвергнется опасности. Кирилай содержит все древние силы, которые сумели призвать мои родные. Пока он существует на свете, я могу потерять жизнь, но не потеряю душу.

Черт побери, я слыхала предания о подобных артефактах, но чтобы вот такой был у меня на руке? Если честно, меня даже замутило слегка.